практически весь высший свет Леи и чувствительно тряхнуло казалось бы безупречные дипломатические связи в области обмена информацией. Во всяком случае на приемах, на которых побывала Лилиана, все было каким-то «неживым», и даже кулуарная болтовня стала какой-то уж слишком официальной и натянутой. Черный цвет платья и «траурный» макияж прочно поселились в элитной женской моде, и хотя было не понятно, кто из сторон был зачинателем этого движения, но тем не менее было совершенно очевидно, что и земные и астральные леди, появляющиеся на самых высоких раутах, восприняли эту моду с полным повиновением.Перед самым отлетом Лилиана решила заглянуть на Звездную площадь в Большом городском парке, где был возведен памятник в честь установления дипломатических отношений между Федерацией и Содружеством. У подножия огромной стелы, увенчанной скульптурами двух близнецов, взявшихся за руки, на гранитной площадке, окруженной вечнозелеными кустарниками, были выложены красным камнем звезды по количеству погибших в этих местах землян. Их было не так много, а последняя звезда была буквально завалена совсем свежими букетами, которые оказались преимущественно алыми «страстными» розами, завернутыми в прозрачный пластик, сохраняющий их от холода и перевязанный черными траурными лентами. Лилиана стояла перед этой «кровавой» грудой, не зная, что и думать, но Пивога, уже начавший входить в курс дела, объяснил ей, что новые цветы неизменно появляются здесь каждую ночь. Их целыми охапками приносят курьеры, а иногда возлагают лично какие-то по-видимому очень высокопоставленные дамы инкогнито.
В южном полушарии Великого Герцогства в который раз за историю планеты вспыхнула новая эпидемия равнинной чумы. Удар беспощадной природы был нанесен прямо в самое сердце страны – впервые за последние тридцать лет эпидемия охватила непосредственно столичный город. Как всегда, особенно сильно от этой болезни страдали самые обездоленные слои населения: грязные и нищие густонаселенные окраины столицы день и ночь озарялись всполохами пожаров и оглашались воплями отчаяния и рыданиями над умершими. Но болезнь не обходила и богатые дома: то тут, то там на воротах и узорных решетках особняков расцветали красно-черные розы траурных лент и слышалась торжественно – похоронная музыка. Веселые песни восставшей черни сменились пением ветра, завывающего в открытых окнах и хлопающего дверями и калитками покинутых в спешке домов и даже целых кварталов и улиц. Начался массовый исход людей в горы: нескончаемый поток беженцев тянулся по основным дорогам. Люди брели, прихватив с собой только самое необходимое, стараясь как можно быстрее уйти из мест массовых заражений и расположиться где-нибудь повыше в предгорьях. Там образовывались целые поселения из палаток, маленьких домиков, наскоро сколоченных из фанеры, всяческих времянок и навесов с коптящими печками-буржуйками и кострами, на которых жарилась и парилась разнообразная снедь, и все это со стороны напоминало бесконечную и стихийную ярмарку. В столице же
