пересеклись на мгновение, на то самое, что хватает пуле пробить сердце на вылет.
– Не видели здесь Кристину? – спросил Денис.
– Кого?..
– Мою невесту. Кристину Гусенкову, – не понимал он, слышит ли его сотрудница кейтеринга. Слишком уж рассеяно она держалась.
И пахло от нее… жасмином.
– Это оно… начало всего… – прошептала девушка.
– Чего начало?
– Это… начало Тёмного дня…
Перебирая в памяти диалог с незнакомкой, Денис резко сел на матрасе.
– Загзаг, я видел ее сегодня! Официантка… она бубнила что-то про Тёмный день!
Он ударил кулаками по матрасу.
– Черт! Как ее сразу не вспомнил?! Она же… да кто она вообще такая?
То, что произошло дальше Денис вспоминать ненавидел.
Девушка в черном платье слилась с темнотой. Толкнув дверь к саунам, он миновал холл и оказался в зоне отдыха с шезлонгами. Здесь он хранил свои старые байки, которым требовался ремонт.
Дэн нашел свою невесту. Она лежала на шезлонге. Обнаженная, покрытая испариной. Рот ее приоткрыт, глаза зажмурены, она стонала и задыхалась под телом мужчины со спущенными трусами и брюками.
Удар.
Драка.
Побоище.
Звон в голове, ушах и черные круги перед глазами.
Рев мотора, скорость.
Кровь сочится из разбитых бровей. Алые капли смешиваются с его слезами, застилая дорогу.
Дворники по сухому лобовому стеклу.
Его крик. Его стон и боль.
Он продолжает избивать руль машины, продолжает давить на газ, продолжает кричать.
Мост. Зигзаг. Падение. Удар. Вода.
И тёплая рука вокруг запястья.
Шестнадцать старых сотрясений мозга в анамнезе Дениса сыграли с ним злую шутку. После комы он помнил помолвку и случившееся на ней вспышками, выдернутыми из потока знаний картинками. И никто, ни одна живая душа не рассказала ему, кого он «убил».
Никто не знал имени парня, с которым уединилась Кристина. В ту ночь он сбежал. В ту ночь, много кто исчез.
Даже Максим.
Взяв отпуск и отгулы, он вылетел из страны, исчезнув на целый месяц.
Ровно столько Денис провел в коме.
Вот уже год длился Тёмный день, скрывающей правду. Осталось схватить тень за хвост, шарахаясь будто слепой в бесконечной дьявольской преисподней. Может, где-то там тоже была сауна, но Дэну представлялись лишь котлы бесконечных страданий.
Может быть, вселенной показалось мало той коллекции мук, что выпала на голову двадцатилетнего парня. Решив, давненько тот не мучался восемь тысяч четвертым видом боли его сердца, вселенная вибрировала на краю матраца внутри покрытого трещинами экрана.
Дэну могла звонить только сестра, раз в неделю уговаривающая
