rel="nofollow" href="#note175" type="note">175 Не без продуманной связи этой кандидатуры, неожиданной для всех, стояло и второе предложение Голицына об ограничении самодержицы в пользу «верховников»: чтобы в два заседания в течение одной ночи объединить собрание с разными фамильными притязаниями на одном решении, для этого нужно было явиться на собрание с вполне разработанным планом действий, с продуманными речами и с всесторонне взвешенными интересами и переживаниями своих товарищей. Какие нервирующие перспективы пережил хотя бы один Василий Лукич во время речи Голицына – от роли временщика у трона племянницы до положения подделывателя завещания, а отсюда к перспективе фаворита при когда-то благосклонной кандидатки и до влиятельного положения в олигархическом учреждении, Верховном Тайном совете, где половина членов будет одной его фамилии! Или эта резкая реплика по адресу «незаконных детей Петра I», вызванная напоминанием архиереем Феофана о завещании Екатерины I в пользу малолетнего герцога Голштинского и его тетки великой княгини Елизаветы Петровны – разве не рисует образ Голицына, идущим напролом с сознанием правоты своего дела, неуверенности окружающих и продуманности «конъюнктур» этого для всех неожиданного выступления?
Князь Д. М. Голицын был строгим сторонником «законной семьи» Петра Великого, он стал открыто во главе немногих против Екатерины I при ее воцарении, вызвал панику в рядах господствующей партии в царствование Екатерины и достиг одной только своей угрожающей, но не проявленной открыто оппозицией создания Верховного Тайного совета. Одинокие представитель своей партии в Совете, он перетянул временщика на свою сторону и достиг торжества законного наследника Петра I; но и тут успехами его воспользовались другие выскочки, способные идти на все, лишь бы добиться фавора, а через него – власти.
Уязвленный в своих вельможных чувствах, поруганный еще при Петре I и игнорируемый в два следующих царствования, кн. Д. М. Голицын задумывался, несомненно, не один раз над порядками своей родины и не один раз сравнивал их с порядками других стран, более цивилизованных, т.е. правильных, во всех отношениях, где вельможность играет роль не столь унизительную как в России, и по праву рождения, как и по дарованьям вершить дела государственные, не допуская верховную власть злоупотреблять ее болезнями и слабостями – фавором и произволом. Эти мысли рождались в голове Д. М. Голицына, когда он в роли президента камер-коллегии приспосабливал «по своему соображению» пункты шведского регламента областного и центрального управления, если они были «несходны с ситуацией сего государства». Недаром он приказал перевести для личного употребления со шведского языка все материалы по государственному праву Швеции, которые удалось достать, по поручению Петра Великого, гамбуржцу Фику. Не один раз этот республиканец на службе у самого неограниченного монарха, каким был Пётр Великий, являлся в дом своего
