научную деятельность, или как минимум косвенное в ней участие. Я знал достаточно об экзотической материи и связанных с ней исследованиях, чтобы заметить первую аномалию: проводившие активацию люди отключили микрофон в смотровой, но я по-прежнему слышал их. Или их слышала оболочка, в которой я теперь обитал, сути это не меняло, такого не должно было происходить, оболочка не должна быть на такое способна сразу после реконфигурации.
– Нам должны доплачивать за стресс, мне каждый раз после смены кошмары снятся.
– Если ты думаешь, что вот это кошмар, лучше тебе не видеть, что бывает в инкубаторе. У нас вчера ещё двое интернов слились.
– Так, стоп! Даже знать не хочу. Что-то долго в этот раз. Ещё раз ключ?
– Я бы не стал рисковать. Смотри, конфигурация формы легла на эмуляцию, как родная, только испортим всё. Сейчас пойдёт процесс.
– Хах, только мне начинает казаться, что я понимаю, как всё работает, как происходит вот такое вот. Как это происходит, а? Мы же все видели нейрокарту, я была уверена, что рассинхрон обеспечен.
– Если тебе станет легче, я тоже думал, что ничего не получится. Эмуляция палёная, как наркота с нижнего, по серийнику даже имя не бьётся. И протокол бредовый. Ух, кто бы знал, как я ненавижу частные заказы.
– Ну, они же обычно сами помнят, что к чему. Вот и работаем, как обычно.
– Нормальные помнят. Я не уверен, что этот понимает хоть слово.
–…
– Что?
– Вот ты сказал, а мне теперь не по себе. И до отката на этой фазе обычно не доходит.
– А я о чём.
Они обсуждали меня. Я понимал слова, но смысл самого разговора ускользал, слишком много всего в тот момент происходило в моих собственных мыслях, чтобы отвлекаться на чужие. Я уловил, что меня наказали за медлительность и неповиновение, и, кажется, что они сами не были от этого не в восторге. Мне сложно было понять, что по этому поводу чувствовал я сам. Наверное, потому что чувствовал я слишком много и одновременно, и там было ощущение предательства, очень много ярости, страха, растерянности и ощущения безысходности.
Я не заметил, когда успел свернуться в защитную позицию, ощетинившись во все стороны твёрдыми пластинами экзоскелета – дурной экзоконструкт не понимал, что угроза не внешняя, что враг уже внутри.
Немного успокоившись, я пришёл к выводу, что меня дрессировали, что ли. Они пропустили через камеру ноль-волну, вызвавшую откат оболочки в исходное состояние. Теперь я снова возвращался в закреплённую человеческую форму. Как и в первый раз, в момент перехода больно не было, просто странно. Но как только процесс завершился, ноющая боль во всем теле вернулась. Могло показаться, что всё это занимало весьма продолжительное время, но нет, на самом деле всё происходило почти мгновенно. Рекомбинация шла стремительной волной, от точки, где в человеческой форме у меня находилось сердце, и равномерно во все стороны. У оболочки в исходной
