все хуже предыдущих, и ситуация даже не думала улучшаться. Когда-то до войны, до всех этих бомбардировок, среди тонн зловонных заявлений политиков и с той, и с другой стороны, Эрих как-то услышал одного профессора, что утверждал, будто бы после ядерных взрывов поднимется такая туча пыли, что закроет Землю от солнечного света на долгие месяцы. А после всего этого, когда последние люди хотя бы немного приспособятся к постоянному пеплу и не высыхающей грязи, грянет настоящая, лютая сибирская ядерная зима. И Эрих точно не знал теперь, хотел ли он дожить до хруста льда под гусеницами танка, или пусть этот танк лучше со всем своим экипажем навсегда замрет в зловонной радиоактивной грязи.
На языке постоянно был привкус ржавчины, как тогда, в детстве, когда меняли старый берлинский трубопровод. По телу расходились багровые пятная. Командир все знал, но без всякого раздумья говорил экипажу, что эти признаки только для того, чтобы бороться перед своей кончиной, что есть человеческих сил, что у них этот аккорд последний, и он должен быть хотя бы ярким.
– Вот здесь… – сообразил Соннеман, показав на карте. – Должны быть венгры. Позиции одного из полков Седьмой Дьерской Дивизии. Они стояли у предгорья, и возможно взрывы частично смогли погаситься об камень и курганы.
– До них почти двадцать пять километров. – недовольно выдохну Тилль. – И это только по прямой, геноссе лейтенант.
– И здесь был прорыв. – Юрген указал направления удара НАТО. – Вы же слышали, что там видели Леопарды, которые форсировали две реки одновременно.
– Слышал, знаю. – сурово заявил Соннеман. – Про топливо… С ним вся наша надежда на вот эту железнодорожную станцию «Доппельхоф-1». – он обвел одинокий полустанок красным маркером, прямо по мокрой карте. – До нее двенадцать километров. Через нее должны были перебрасывать цистерны с горючим из Плоешти, и возможно там еще что-то могло остаться. Заправляемся, берем с собой сколько сможем скарба и уходим к венграм. Вопросы?
– А как же прорыв?
– Прорыв был давно. – скептически ответил командир, сворачивая карту в рулон. – И не забывай Юрген, мы не пешком идем. У нас есть рабочий, и, если повезет, еще и заправленный танк. Все, две минуты на сбор провианта. Все как обычно: тушенка, пачки пресного печенья, вода в закрытых емкостях.
Он уже было собрался зашагать по дому на выход, к танку, ибо дорога не ждала, но тут его легонько за локоть взял наводчик. У этого молодого сержанта всегда была целая уйма вопросов, и не всегда по делу. Уже уставший от всего командир, на котором помимо его судьбы лежало как минимум еще две, не обратил на этот нахальный жест никакого внимания, и тогда Юрген уже открыто окликнул:
– А если там ничего нет? Если на месте Доппельхофа воронка?
– Значит мы придумаем что-то еще, сержант. – смело ответил ему Соннеман, остановившись. – Значит, мы придумаем что-то еще…
Судя по всему, у жильцов этого сельского домика, одного в чистом поле, помимо зеленого
