толстенькими шинами и главное, с возможностью ехать накатом под быстрое тиканье трещотки в задней ступице. Велик был уже мал мне и приходилось ездить с коленками враскоряку, но мой «Школьник» еще не был куплен, и я наслаждался общением с современной техникой.
Старший мальчик был уже подростком. Высокий и тощий, немного циганистый лицом и темными волосами. Он был, как и полагается подростку, несколько колюч с родителями, но при этом никогда не переходил черту, за которой начиналась бы демонстрация неуважения. Мальчик учился в художественной школе и рисовал замечательные скетчи. У меня сохранились его рисунки поля битвы, усеянного павшими латниками и мастерски выполненный рисунок мексиканского мачо в пончо, сомбреро и щегольских сапожках на каблуках и при шпорах. Мачо с картинки смотрел на зрителя, то есть на меня, снисходительно и немного отстраненно. Я восхищался и тихо завидовал художнику.
Отдых наш был весьма насыщен впечатлениями. Мы ходили на пляж через парк, стараясь посетить все его удивительные уголки. Собирали с земли недоподобранные другими туристами большие кедровые шишки, плутали по бамбуковой роще и, огибая кактусы, залезали на песчаные тропинки «Мексиканской горки».
А еще я ел просто неограниченно много мороженого «Эскимо» по одиннадцать копеек. В мой маленький желудок легко влезало четыре-пять порций, съеденных с интервалом, необходимым для обнаружения очередного мороженщика и покупки новой порции.
Мама тоже лакомилась эскимо, а папа предпочитал шашлык с вином или пивом. Иногда мы обедали в столовке на углу парка, недалеко от пляжа. Отец называл столовку «рыгаловкой», но еду там подавали вполне вкусную. Я помню, что там меня кормили борщом и сосиской с картофельным пюре.
В один из дней с утра мы поехали в Сочи. Туда нас донесла «Ракета» на подводных крыльях. Когда мы вошли в салон, я сразу «узнал» знакомый Ил-18. Были похожи и качка сразу после взлета, и знакомый полет на маршруте и даже запах в салоне был какой-то самолетный. Но у «Ракеты», в отличие от Ила, была возможность во время полета над волнами постоять на открытой корме и, прячась от брызг и шума, смотреть на белый бурун, постепенно растекающийся по растревоженной поверхности моря позади судна.
Потоптавшись немного по набережной у Морского вокзала, мы взяли обратный билет. На этот раз плыть нам предстояло на небольшом теплоходе. В море его нещадно, с моей точки зрения, качало на волнах. Меня тошнило, и никакой прелести от этого морского путешествия я не заметил.
Еще мы ездили на Ахун, постояли в беседке, купили на память застывшего в эпоксидной смоле скорпиона. Тогда на гору туристов возили на автобусах без крыши. Пассажиры сидели как в корыте, вертя головами во все стороны. Скорость процессу обозревания красот не мешала, так как автобус по узкой извилистой дороге полз и вверх, и вниз одинаково медленно. Помню, на одном из поворотов водители долго препирались, кто же должен уступить путь, в итоге разъехались под крики «Давай!». «Проходит!», «Левее крути, правее!». Автобусы слегка шоркнулись бортами и разошлись.
А
