Амвросия Оптинского, и ее механический тамагочи бессовестно зажевал на первой минуте протяжки.
“Чтоб ты подавился!” – сердился незадачливый испытатель.
Кассета восстановлению не подлежала: старая пленка не выдерживала склейки и рвалась даже от ручной перемотки. Вечером Антон попросил прощения у матери, но та не обиделась – житие святого она давно знала наизусть.
И вот теперь судьба, приняв обличие старушки из библиотеки, дала ему еще один шанс. Вернувшись домой, Антон не раздеваясь прошел в комнату, вставил кассету в магнитофон и, строго предупредил:
– Даже не думай! Отправишься на помойку.
Он нажал на клавишу “старт” и несколько секунд сидел, затаив дыхание, глядя, как два белых колесика с шипами плавно вертятся, а тонкая коричневая пленка наматывается на приемную катушку.
– Ну вот, так-то лучше! – расплылся Антон в улыбке и пошел раздеваться.
Он возился в коридоре, а музыка все не играла.
“Что-то с кассетой или я чего напортачил?”
Антон подошел к устройству и стал орудовать ползунками и жать кнопки на передней панели. Колонки в ответ на эти манипуляции потрескивали и продолжали издавать тихое шипение.
Решив, что никто не будет писать на пустой кассете название альбома и группы, Антон забил в поисковик вопрос: “Почему на работающем магнитофоне нет звука?” Бесчисленное количество ответов повергло его в уныние: неужели все, что ему удалось, это собрать устройство для перемотки?
Он смотрел на немеющие колонки и сцена радостной встречи с братьями в его воображении опадала фрагментами пазлов. Виноватым Антон себя не чувствовал: он сделал все и даже больше, чтобы реанимировать этот раритет. А он теперь стоит и тупо мотает пленку… Нет, не пленку, а нервы своему спасителю!
Удар по корпусу мог стать последним в жизни старого магнитофона, но произошло обратное: “Перемен, требуют наши сердца!” – заорали динамики на полную катушку голосом Цоя.
– Ого! – восторженно крикнул Антон и кинулся к регуляторам громкости.
Музыку он любил, но только не Кино. Все эти граффити “Цой жив!”, время от времени появляющиеся на стенах домов, вопли: “Группа крови на рукаве!”, несущиеся летом из каждой подворотни, раздражали его. А песня, которую оппозиция зачем-то сделала своим гимном, вообще казалась ему профанацией революционной идеи: сидят мужики на кухне, бамбук курят, а сами палец о палец ударить не хотят. Но сейчас она пришлась, как нельзя кстати, и Антон с удовольствием подпевал: “Перемен требуют наши сердца-а-а!”
Матери дома не было и Антон, сделав звук громче, отправился на кухню. Пока варился свежемолотый кофе, из комнаты доносились аккорды веселой песни о грустной судьбе последнего героя, а за ней – о пассажирах троллейбуса, идущего на восток, а по факту – в неизвестность.
“Не так уж и прост этот Цой, – прислушивался Антон к словам композиций. – Наверняка в текстах есть скрытый смысл”.
Он
