Антон.
– Сам, так сам, – пожала плечами медсестра и сунула утку под кровать. – Тридцать шесть и шесть, – объявила она результат, прищурив глаза на термометр.
– Значит мне можно идти домой?
– Ку-да?! – возмутилась медсестра. – Ночью едва живого привезли, а теперь идти ему надо! Пока доктор не разрешит, чтоб с кровати не вставал… На вот, съешь, – протянула она блюдце с просфорой.
– Что это? – удивился Антон, не ожидавший таких перемен во врачебной практике.
– Священник, что к тебе ночью приходил, сказал, чтобы ты ее съел, как проснешься…
– Отец Петр?
– Какой такой “отец”! – всплеснула она свободной рукой. – Обычный поп. Мать твоя под утро привела, просила пустить, чтобы он тебя… это… почистил.
– Причастил…
– “Причастил”, “почистил”, – почем я знаю! – с нескрываемым раздражением воскликнула медсестра. – На, сам причащайся, – стукнула она блюдцем об белоснежную пластиковую тумбочку. – Выходя из комнаты, буркнула возмущенно: – Чё придумали! В реанимации больных вином поить!
Оставшись один, Антон закутался в простыню и выглянул в коридор в поисках туалета. Получив нагоняй от дежурной, воспользовался уткой, и снова забрался на кровать. То, что произошло вчера, помнил смутно, как будто все это случилось много лет назад.
А вот видения, посетившие его в горячечном бреду, выглядели вполне реально. Особенно запечатлелись в памяти адское ущелье, огненная река и крик, полный отчаяния и боли. Этот крик выворачивал душу наизнанку, погружая в состояние панического страха.
Но почему? Кто это был? Теперь не разобрать: бредовый мрак рассеялся, а вместе ним исчез и облик страдальца.
А пустота, оставшаяся от Азерота и едва не поглотившая Антона? Не хотелось бы ему снова оказаться в ее бездонном чреве. Не ровен час, сожрет не только руки и ноги, но и мозги высосет. Так, что ни одной, самой мелкой, мыслишки не останется. Только одно бесконечное, тонкое, как игла, свербящее зззззззззззззззззззззззззззззз…
“Б-р-р-р!” – поежился Антон и тряхнул головой, прогоняя жуткие картины ночного бреда.
Он перекрестился и взял в руки просфору. Она была еще свежая, с едва подсохшей печатью, и источала неповторимый аромат литургии. Смакуя упругие кусочки белого хлеба, Антон почти услышал пение церковного хора и увидел счастливое лицо отца Петра, раздающего благословение прихожанам.
“Надо же, – по-доброму усмехнулся он, – куда не беги, он все равно тебя найдет”.
– С Новым годом, Зиночка! – прозвучал в коридоре приятный мужской баритон.
– Ну вы и шутник, Иосиф Маркович, – откликнулась дежурная медсестра. – Через неделю Пасха, а вы нас зимой пугаете.
– Ну так что ж? Будет у вас новогодняя Пасха. Зато куличики можно прямо из снега слепить.
– Богохульствуете, Иосиф Маркович? – шутливо упрекнула Зиночка.
– Что
