style="font-size:15px;"> – Испанский грипп не шутка-с. А еще поговаривают о тифе-с.
– И дизентерии, – вставила Зиночка, – а также…
– Я с совещания, – оборвала ее Барбара, усаживаясь за национализированное бюро. – Анатолий Васильевич спрашивал, кого из нашего отдела можно командировать в Уфу. Я обещала подыскать желающих.
Коллеги дружно уткнулись в бумаги. Минуты две спустя Алексей Пафнутьевич осторожно поднял голову.
– Вас спрашивал Коханчик, Барбара Карловна.
Бася сухо кивнула и вышла. Через перегородку услышала инфантильный писк позавчерашней благородной девицы.
– Грымза польская.
Закрыла за собою дверь – и уже не слышала, как фальцету возразил баритон.
– Я бы не сказал. Фигурка – на зависть прочим. Да и мордашка. Губки, шнобелек.
– Не надейтесь, Ларионов.
– Глаза крупнейшие в Привислинском крае. Хамовники, венское. Перед такой Мариной и поунижаться не стыдно.
– Попку не забудьте, скверный вы мужчина. Имейте в виду: еще слово, и есть картошку будете один. Мечтая о гордом шнобеле товарища Котвицкой. Принцесса Греза совслужащая.
Задумчивый бас поставил вопрос о т. Котвицкой ребром.
– Интересно, кому она дает?
– Алексей Пафнутьевич, – возмутился фальцетик, – что за выражения, вы не в совдепе! Мазиле одному пролетарскому. На Остоженке.
* * *
Зайти к Коханчику Бася намеревалась сама. Ведь надо было что-то делать. Просить о переводе. Куда угодно, лишь бы убраться из Первого Обыденского.
До кабинета завподотделом, однако, добралась не сразу – в коридоре ее перехватил еще один коллега, Иудушка Богоявленский. Пятидесятилетний сутулый тип, с козлиной бороденкой и повадкой сельского дьячка, он отчего-то очень доверял Барбаре Карловне, сообщая ей всё, что услышал или передумал за день. Неистребимая вера в порядочность интеллигенции его, пожалуй, красила, одна беда – порядочностью Баси Богоявленский злоупотреблял. Вот и теперь: словно не видя, что Бася спешит, остановил на полпути и, помавая ладошками перед лицом, принялся вываливать очередные новости. Будь на Басе пиджак – непременно схватил бы за пуговицу.
– Вы еще не в курсе, Барбара Карловна? Деникин под Ростовом переходит в наступление. Японцы с чехами отбили Колчака. А ваши, не поверите, заняли Смоленск, соединились с чухонцами и тремя колоннами маршируют на Петроград.
– Мои? – второй раз за сутки опешила Барбара.
– Я про поляков. Разве поляки не ваши? – На лицо Богоявленского выползла улыбочка. Понимаем-де, сударыня: ждете, милая, ждете. Радуетесь и гордитесь славой польского оружия. Баторий под Псковом, Жолкевский в Кремле, Понятовский – где у нас тут был ваш Понятовский?
Басин голос сделался суровым.
– И что?
Богоявленский смутился, но пришел в себя довольно быстро. Забормотал:
– Освобождение. Скоро. Конец
