и ни к селу ни к городу помянутый Блок.
…Странно, еще полминуты назад всё казалось простым, понятным, можно сказать незыблемым. И вдруг словно рухнул мир.
– Юра, – сказала Бася, очень негромко, так негромко, что негромкость эта испугала Юрия. – Она ведь не кричала?
– Ты о чем? – попытался не понять Кудрявцев.
– Соседи ведь. Неловко.
– Бася… – в аквамариновых глазах Кудрявцева отчетливо отобразился ужас.
– И где же вы устроились? На кровати? Правда здорово, что у нас не скрипит кровать? Иначе пришлось бы на полу.
– Бася…
– И с Лидией ты, значит, тоже. Там удобнее, можно покричать.
У Юрия передернулась щека, как от обиды.
– Эта чертова тварь тебе всё рассказала?
– О чем? О вашей связи? Нет. Ты сам сказал сейчас. Она просто… – Бася опустилась на старый венский стул. – Юрка, вот почему я такая дура? Образование, четыре языка, Робеспьер, психологию учила, а сама…
Юрий осторожно приблизился и неуверенно положил на спинку стула руки.
– Бася.
Бася помотала головой.
– Нет, я понимаю. Ты художник. Необходим разнообразный опыт, выплески творческой энергии. Но мне ведь тоже нужно, правда? Ты ведь был бы не против, да?
– Нет, – пробормотал Кудрявцев. – Не против.
– Вот видишь. А я не хотела. И не хочу. Представляешь, какая я идиотка? Но ты не думай, я наверстаю. Только уже без тебя.
– То есть как? – встревожился Юрий, растерянно оглядывая комнату.
– Вот так, – сказала Бася, сама ошеломленная стремительностью, с которой совершался переворот в ее жизни. – Надо решать. Я придерживаюсь прогрессивных взглядов, но ты должен понимать, что подобное положение… Ты имеешь полное право совать… что угодно и куда угодно, но… не в моей комнате. И не на моей кровати.
Юрий отодвинулся от стула. С безопасного расстояния проговорил:
– Мне больше негде, Аделине тоже. Это ведь наша общая жилплощадь, Бася. Ордер твой, но домком дал согласие.
Бася с любопытством посмотрела на стоявшего у окна человека, высокого, широкоплечего, с пышной шапкой светло-русых волос.
– Я не ханжа, но это оскорбительно, товарищ Кудрявцев.
Человек у окна фыркнул. И не просто фыркнул, а довольно зло.
– А это уже мещанство, товарищ Котвицкая. Воинствующее мещанство с оттенком антисемитизма.
У Баси приоткрылся рот. Он всё еще пытается шутить? Да нет, физиономия вполне серьезная, хоть в Наркомнац иди, в отдел борьбы с великорусским шовинизмом.
– Будь я антисемиткой, – выдавила она, – я бы не служила в советском учреждении.
Вот тут-то Юрий и взорвался.
– О да! Твоя толеранция не знала границ. Но едва на горизонте появилась Аделина, процентная норма оказалась превышена. Природа взяла свое!
Яростное
