(так он в отместку небесам называл Мэри Стоун). Она уже явно не такая маленькая, какой он оставил её на площади в Кимберли.
****
В спальне двух-комнатного гостиничного номера, Пророк посмотрела в зеркало на свое осунувшееся лицо, бледность которого вселяла беспокойство в её родителей. Она чувствовала себя, как никогда живой. Глаза этих благодарных людей, когда она вышла на улицы Кимберли, засели в памяти. Но они прославляли её, а не Отца. Она говорила им про грядущего Сына, но они не хотели её слушать, что внутренне очень сильно возмущало её. Она бы показала им сияние божественного света, чтобы показать истину своих слов, но боль в глубине сердца ещё давала о себе знать. Её душа чуть не разлетелась в клочья тогда в монастыре, но если не жертвовать собой, то как можно следовать пророческим путем? Но она бы не была Мэри Стоун если бы не призналась себе, что сам процесс чудотворения все больше её увлекает. На площади она увидела, что энергия Отца заставляет материю подчиняться уже известным законам, но при этом заметила готовность стихии слушать творческий порыв человеческой души. Она обязательно спросит у Отца, что это такое, но пока нужно сосредоточиться на деле проповеди.
Пророк полностью была поглощена тем, что происходит с ней. Обычно человек не видит, как меняется, когда смотрит внутрь себя. Это подобно тому, как наблюдать за ростом цветка, неуловимого для человеческого глаза. Пророк же видела, как изменения внутри неё вытягивают её подобно струне по направлению к небу. Лопнет ли она от этого? Ни за что!
Она снова взглянула в зеркало в свои янтарные глаза, которые на фоне бледного лица выглядели сияющими звездами. Пора снова прогуляться по улицам города Кимберли. Она встала, поправив обычную темно-серую рубашку и немного поскребла ногтем пятно грязи на джинсах. Если бы она так не похудела во время последних событий, то заметила, что прежняя одежда ей уже мала. За внутренним ростом явно подтягивалось и тело, так что девочка уже превратилась в девушку. Когда она завязывала шнурки на кедах, раздался стук в дверь после которого Эсмеральда Стоун вошла в номер. Увидев собирающуюся дочь, она грустно вздохнула.
– Ангел мой, ты опять идешь на улицы? Ты так слаба? Пожалей себя? – умоляла она свою дочь.
– Мам, все в порядке, – быстро ответила Пророк. – Ты можешь пойти вместе со мной.
Эсмеральда понимала, что у неё уже нет выбора. Её дочь – особая избранница небес и перечить ей нельзя. Они с мужем не могли забыть того погружения в сияющий свет во дворе монастыря Святой Терезы. Почему же она не радовалась тому, что является матерью такого чудо-ребенка? Именно потому и не радовалась, что Мэри перестала быть её ребенком, её любимой дочерью. Она стала, как холодная звезда, которая теперь где-то там светит всей вселенной. Эмма уже не видела в этих завораживающих янтарных глазах той любви, заботы или даже тревоги, которые были раньше, когда она с синяком на лице, сидела в гостиной на диване с очередным бокалом вина
