style="font-size:15px;"> – Пойдем, дорогая, – все также шепотом сказал Генри.
Они поднялись на крышу, где ночной воздух действовал успокаивающе. Кимберли был погружен в тишину. Эта не был тишина мертвого или равнодушного города, но преисполненного надеждой, спящего и готового пробудиться завтра для новой жизни.
– Завтра я вернусь в Йоханнесбург, – сообщил Генри Стоун. – Нужно прибыть туда, пока ситуация не стала непоправимой.
– Она поедет за тобой, – Эмма гладила руку мужа, смотря на редкие огоньки ночного городского пейзажа.
– Задержи её. Делайте что угодно: помогайте здешним жителям, посещайте ближайшие населенные пункты, то только не возвращайтесь в Йоханнесбург, пока мы не уладим вооруженный конфликт, – устало произнес он.
– Сам видишь, у меня может не получится.
– Просто задержи её, а я постараюсь решить все как можно быстрее.
Генри развернул Эмму к себе и взяв её руки смотрел вниз. Собравшись с силами, он обнял её и превозмогая себя произнес:
– Скажи, что ей нужно восстановиться, а затем уже ехать ко мне. Скажи, что она нужна мне полная сил, так как будет очень много работы!
Это признание за своей дочерью нового статуса Пророка давалось Генри очень нелегко, но он понимал, что есть вещи которые ему уже не изменить. Еще можно принять, когда модные течения, увлечения, подростковая любовь и прочее вырывает родного ребенка из твоих рук. С этим можно спорить, сопротивляться, обвинять общество и сверстников, но когда ты видишь, что это делает божественная рука – остается только принять и по возможности пройти еще немного пути со своим ребенком. Генри надеялся, что, может быть, он сможет и дальше следовать за Мэри в её служении, издалека поддерживая её, как обычно родители поддерживают своих детей на спортивных соревнованиях, но будучи политиком он видел, что вряд ли угонится за дочерью во время её восхождения.
– Я постараюсь, – Эмма заплакала больше не в силах сдерживать переживания. – С ней происходит что-то не то.
– Конечно. Бог её выбрал в это сложное время…
– Генри, я не о том, – болезненность лица Эмма была видна даже при свете звезд, так как другого освещения на крыше отеля не было. – Я чувствую, что она ранит себя, что ей больно, а она все равно мчится вперед. Разве Бог может требовать такое?
– Ты сама все видела. Помнишь тот свет в монастыре? – Генри пытался успокоить жену, еще больше заключив её в объятия и покачивая, как маленького ребенка.
– Его не возможно забыть, но почему я так переживаю за неё?
– Потому что мы не успели пожить нормальной семьей, а она уже улетает от нас куда вверх, к небесам и мы не силах помешать этому, – еще тверже, чем в своих мыслях, Генри принял свое новое место в жизни дочери.
Эмма вырвалась из объятий и обиженно посмотрела на мужа.
– Ты принимаешь меня за эгоистку, не желающую счастья нашей маленькой Мэри?!
– Нет, что ты…
