в тебе принцессу и вообще… – квартирмейстер неуклюже потёр затылок, – Вся эта история вышла безобразной.
Внезапный гость отошёл от окна и опёрся спиной о выбеленные известью стены. Голову он пригибал, слегка сутулился, опасаясь быть замеченным, и смотрел на Иш-Чель рвано. То прямо в глаза, то снова опускал веки или переводил взгляд на убранство спальни.
Говорил при этом полушёпотом и постоянно косился на узкий цветной вход в соседнее помещение, безошибочно распознав комнату для слуг.
– Но теперь я тоже потерян, – с этими словами носитель непривычного для русалки имени вдруг поднял голову и посмотрел укоризненно, – Понять не могу. Я тебе жизнью обязан или так ты отблагодарила меня за помощь?
– Я выполнила твою просьбу, – меньше всего Иш-Чель хотелось объяснять ему свой внезапный героический порыв, – Выполнила, однако, не до конца. Ты просил замолвить слово у хозяина морей? Тогда мне положено отправить гонца в столицу и оповестить о тебе нашего великого тлатоани.
– О, нет, нет, – испанец вскинул ладонь, – Премного благодарен, но мне и твоего царственного отца, полагаю, будет достаточно.
– Тогда чего же ты хочешь? – тланчана держалась горделиво, сидела приосанившись, как царица и едва ли чужеземец догадывался, с каким трудом она подавляла жгучее любопытство, а ещё желание подробно и жадно рассмотреть его.
– Я пришёл за ответами. По мнению достопочтенного лекаря, я всё ещё слаб и немощен, а значит не готов к встрече с вашим, как вы его называете? – моряк пощелкал пальцами в поисках подходящего слова, – вашим… касиком. Ицамна, так представился целитель, заявляет, что я попал в подводное царство и отсюда до поверхности дальше, чем от Севильи до Мадрида пешком. Я думал вместе с телом, он «лечит» мне ещё и голову, но вот передо мной ты, русалка, с двумя прелестными, просто ошеломительными ногами.
Жестом собеседник указал на предмет своего восхищения и от этого незатейливого комплимента по телу Иш-Чель прогарцевали колючие мурашки. Не от страха, скорее от накатившего вдруг волнения.
Тланчана тотчас бессознательно одёрнула край туники.
– Меня держат за идиота, – не обратив внимания на её смущение, хмыкнул моряк, – Не говорят, не объясняют, не отвечают на мои вопросы. На цепи не держат, но пристально наблюдают. Я видел ваши пирамиды. Они все поросли плющом, да папоротником, часть ступеней разрушена, но я знаю для чего эти сооружения. Читал о них у хронистов. Скажи мне, Иш-Чель, объясни где я, как попал сюда. Что твой отец, наделенный властью, будет делать со мной, чужеземцем? И наконец, как я могу вернуться обратно. И могу ли? Объясни мне!
К концу пламенной речи, испанец потерял контроль над собственным шёпотом. Заговорил сбивчиво, быстро, повышал голос так, что тланчане приходилось на него испуганно шикать. Чем быстрее говорил моряк на своём языке, тем хуже русалка понимала его, тем сильнее его говор напоминал бормотание.
Отвечать на вопросы Иш-Чель принялась по порядку. Как будто собеседник – маленький неразумный ребёнок и ей, как более
