впускать духов. На каждой поверхности горели свечи. Огонь отражался в белках женских глаз. Ни одна из них не встретилась со мной взглядом. В углу сестра мельника сложила знак, отгоняющий демонов. Жена мельника на родильном стуле подняла голову. В одной руке у нее было распятие, в другой – амулет Святой Маргариты. Она прерывисто дышала. Отеки у нее оказались даже сильнее, чем в наше прошлое посещение. Розовое лицо блестело, а пальцы опухли и раздулись, но я видела, что роды ей предстоят еще долгие.
– Отправь ее домой! – произнесла сестра мельника.
Роженица вздохнула.
– Она всегда приходила с Хеддой. И хороша в своем деле.
– У нее никогда не было детей, – сказала ее невестка. – Такое мастерство противоестественно.
Веревочные амулеты закачались от того, как она метнулась наружу. Жена мельника волновалась. Как только ее сестра удалилась, мне пришла пора показать, что роженица сделала правильный выбор. Если я собиралась однажды работать повитухой, мне нужно было себя проявить.
Я помогла ей подняться и заставила ее ходить. Размяла распухшую ногу. Между схватками натерла ей спину мятным маслом. Те пока еще случались раз в несколько минут. Пока жена мельника кружила по комнате, я развела огонь, чтобы вода оставалась теплой.
По прошествии нескольких часов остальные женщины задремали, свернувшись на полу. Время от времени они просыпались и подозрительно поглядывали. Я притворялась, будто не замечаю их недоверия, до той поры когда где-то за полночь у роженицы не стихли схватки, а все, кроме ее сплетницы-матери, не заснули. Перерыв меня обеспокоил. Такое нередко оказывалось недобрым знаком. Пока я ждала возвращения схваток, считая минуты, волосы у меня на затылке встали дыбом. Краем глаза я заметила, что жена пекаря смотрит на меня со своего тюфяка, словно желая что-то сказать.
Я представила, как она разболтает всем о случившемся этой ночью, распространяя обо мне злобные слухи, если что-то пойдет не так. Постаралась прогнать ощущение того, что она за мной наблюдает, но пристальный взгляд не ослабевал. Некоторое время спустя это стало невыносимым.
– Что? – прошептала я, оборачиваясь к ней и примиряясь с неизбежным разговором. – Что бы там ни было, прошу, выкладывайте. Скажите мне все в лицо.
Женщине не понравилась моя смелость.
– Наверняка матери пациенток часто задают вопросы. Наверняка ты не против ответить и на мой.
– Конечно, нет, – пробормотала я, уверенная, что спросят меня отнюдь не о чем-то невинном.
Она мило улыбнулась в мерцании свечи.
– Сколько раз ты принимала роды одна?
Я прямо посмотрела ей в глаза.
– Это первые.
Она пересела на своем тюфяке так, чтобы скрыть лицо в темноте.
– Ты и правда чувствуешь смерть до того, как она приходит? Я слыхала.
Снова об этом. Я вздохнула.
– Иногда.
– А сейчас
