знаю? Рассматривал я их, что ли? Ты сам-то знаешь, сколько убил?– Много! ― с вызовом проговорил Емеля. ― Как траву выкосил с пулемёта!
– Да с пулемётом любой дурак сможет! А ты попробуй саблей или штыком! ― заспорил Арсений.
– А на кой чёрт мне сабля со штыком, ежли есть пулемёт! И не любой дурак с ним управится! Как полыхнёт, ежли прощёлкаешь – мало не покажется!
– Всё равно за пулемёт прятаться – не с коня рубить!
– И не с коня брякнуться, ― съязвил Емеля.
– Имей совесть. Мы с Каштаном полгода вместе воевали, а тут его какая-то сволочь пристрелила… Он так забрыкался…
Окончание фразы ускользнуло от слуха. Емеля и сам осознал, что ляпнул лишнего и даже застыдился. На своей Манке он ездил всего три месяца, но успел за это время привязаться к ней и прекрасно понимал, каково это – потерять любимое животное. Однако извиняться не стал. Вспомнилось, как утром, когда Емеля запрягал Манку, она ластилась к нему, тыкалась носом в лицо, опускала ему на плечо тяжёлую голову, будто пытаясь обнять. Потом перед глазами возникла разорванная гранатой Зорька, потом – обожжённое, истыканное осколками лицо Данилы. На душе стало совсем погано.
– Слышь? ― он слегка дёрнул плечами. ― Ты б хоть песни пел или сказки рассказывал. А то так с тоски подохнут недолго…
Немного помолчав, Арсений кашлянул, вдохнул и запел:
«Мы из мрака поднялись,
Устремивши взгляды ввысь,
И мозолистые руки
За оружие взялись.
Крапивою пусть порастут
Руины церквей и дворцов…»
– Лучше захлопнись, пока я тебя в канаву не выбросил, ― перебил Емеля, узнав песню, которая считалась гимном равенской армии. ― Давай нормальное чё-нибудь.
– Что? Я, может, не знаю других.
– Ядрёна-зелёна, подобрал же бестолочь. Тебе чё, мамка в люльку песни не пела? Бабка частушкам не учила?
– Не учила, ― буркнул Арсений.
– Ну тады я научу! ― Емеля поглубже вдохнул и заголосил:
«Горлопаня песни хрипло,
Равенцы шагают,
Их с ружьём и хворостиной
В деревнях встречают!
Приходил ко мне Альтов,
Звал идти за равенцев,
Мордой ткну его в навоз
И подпну под задницу!
Мне чё розы, чё крапива –
Совершенно наплевать!
Полоснуть косою лихо,
Ну а после – обоссать!»
Замолчал, запыхавшись, и сглотнул липкую слюну:
– Последнюю сам сочинил! ― похвастался он.
– Было бы чем гордиться…
– Сам попробуй, опосля выёживайся, ― обиженно отозвался Емеля.
Арсений на несколько минут замолк, а после неожиданно выдал:
«На тачанках ополченцы
С поля боя мчались,
Кину им гранатой вслед,
Чтоб
