него изо рта брызгами слюны.Арсений побледнел и, кажется, от того, чтобы полезть в драку его сдерживала только повреждённая нога:
– А кто вас заставлял восстания поднимать?!
– А иначе вы бы и нас к себе воевать силком затащили! Всё одно помирать!
– Да кому вы такие вояк нужны!
– Да вы хоть хромых, хоть косых обязуете! Видать, надо!
Выдохнув сквозь зубы, Арсений скрестил руки на груди, будто стараясь удержать себя на месте:
– Пустой это разговор. Всё равно каждый при своём останется.
– Пустой. Это башка у тебя пустая, як барабан.
– Да лучше уж пустая… Чем дерьмом набитая…
Последние слова Емеля не расслышал, но прочитал по губам и после этого, не сдержавшись, увесисто треснул собеседника по затылку:
– Сказал – чакну тебе!
Арсений тут же пружинисто развернулся и влепил в ответ пощёчину. Удар пришёлся в скулу ближе к глазу. Емеля зажмурился и запоздало отмахнулся:
– Ах ты гнида! ― он плюнул в Арсения, попав прямо на зелёную равенскую нашивку с крапивным листом. ― Хрен я тебя дальше поволоку! ― от резкого подъёма на миг потемнело в глазах, но это не помешало ему развернуться и энергично зашагать в сторону леса.
Емеля ожидал услышать оклик и извинения, но ни одного, ни второго не последовало. Шагов через двадцать он не выдержал и обернулся: Арсений полз, подволакивая больную ногу. Немного поколебавшись, Емеля всё-таки пошёл дальше, решил, что можно ещё подождать извинений. Однако с каждой минутой совесть всё сильнее и настойчивее покусывала его душу, как надоедливый овод. Всё-таки Емелю воспитали дорога и нужда, а перед ними все равны – нет своих и чужих. Потому не прошло и получаса, как он развернулся и неторопливо, будто нехотя, пошёл назад:
– Ты этак до ишачьей пасхи колупаться будешь…
Арсений молча продолжал ползти, не поднимая голову.
– Слышь? Портки протрёшь.
– Пошёл ты.
– Да иду я. А вот ты чевой-то тащишься, ― чуть наклонившись к собеседнику, Емеля заговорил с ним, сюсюкая, как с ребёнком: ― В ящерку играешь? ― выпрямился и рассмеялся, когда Арсений бросил в него вырванный с землёй клочок травы. ― Пыхтит – не ёж, ползёт – не змейка. Чё за заверь? А енто сенька! ― пошёл спиной вперёд, глядя на своего спутника.
Тот метнул исподлобья полный ненависти взгляд.
– Ух как зыркает, злодеюка. Как жигучкой полоснул. Грозен зверина, ― продолжал подтрунивать над ним Емеля. ― Ну харе дуться, лопнешь, ядрёна-зелёна. Полетят клочки по закоулочкам… А дюже ты меня охлобыснул, поди и синячина вылезет.
– Да заткнёшься ты или нет, ― сердито проговорил Арсений, вскинув голову. ― Что тебе надо?
– Мирькаться буим? В дороге и ворога братом назовёшь, ― Емеля присел и протянул ему руку. ― Тётку-то пожалей – ухандокается тебе портки штопать.
Устало вздохнув, Арсений сдался и чуть сжал кисть
