и принялся наматывать портянки.– Зато тут у нас огонь есть, он хоть будет их отпугивать. Это медведь какой-то бешеный попался, другие, может, и не подойдут.
– А огонь мы с собою возьмём…
Обувшись, Емеля взял палку, с одного конца расщепил её ножом на четыре части, набил между ними бересту и запалил.
– Мож и хватит до рассвета зверьё отпугивать… Ты нести будешь и песни орать.
– Но отпугивать пением у тебя точно лучше получится…
К своему удивлению примерно через час пути Емеля понял, что Арсений засыпает, несмотря на громкое пение. Даже факел чуть не выронил, так что пришлось перехватить. Однако дрёма продлилась не дольше десяти минут, потом Арсений чуть не свалился и больше не засыпал.
Утренняя прохлада неприятно шарила под рубахой. Сил петь уже не было, факел погас, но его заменило восходящее солнце. Начали весело пересвистываться птицы.
– Слышишь? ― Арсений приподнял голову.
– Чё?
– Река шумит.
Емеля остановился и прислушался:
– Не слыхать…
Однако эта новость его взбодрила и добавила сил. Вскоре и он явно различил шум воды. Шаг ускорился. А, увидев реку, Емеля и вовсе побежал, несмотря на протест Арсения. Немного притормозил, лишь спускаясь по отлогому берегу. В зелёной траве мелькали незабудки. Едва ли не сбросив со спины Арсения, Емеля раздвинул стебли осоки, сел на колени у воды, зачерпнул её сложенными вместе ладонями, начал торопливо пить и умываться. Его спутник сделал то же самое, опираясь на одно предплечье и замочив рукава гимнастёрки, жмурясь и улыбаясь от удовольствия.
– Ты как хош, а я скупаюсь, ― быстро проговорил Емеля, уже расстёгивая ворот рубахи.
Он быстро скинул одежду и вошёл в холодную воду, которая смывала усталость с ног. Оказавшись в реке по пояс, окунулся с головой и гикнул от восторга, когда вынырнул.
– Замёрзнешь! Солнца ещё толком нет! ― крикнул с берега Арсений.
– Ничё, обсохну!
Вдоволь наплескавшись, пошёл к берегу и обрызгал своего недовольно заворчавшего спутника. Кожа покрылась мурашками. Емеля помахивал руками, чтобы быстрее высохнуть, и щурился на солнце:
– Теперь бы ещё щей с сальцом и горилки стакан, ― мечтательно проговорил он. ― Сколь, говоришь, до деревни ащё топать?
– Если и придём до вечера, всё равно придётся ждать, чтобы тебя никто из местных не увидел. А то ещё донесут.
– Эх. Вот свои-ж люди, а всё одно снаушничать могут. Совсем твои их спутали, ― Емеля вздохнул, потянулся и, подняв с земли рубаху, начал одеваться. ― Тётка-то твоя меня хоть не погонит?
– Нет, она не выгонит. Ты ей понравишься, она тоже идеи Альтова не особо разделяет. А соседям лучше на глаза не попадайся.
– Лады. Да я, поди, долго у ней торчать и не буду. Продрыхнусь, да потопаю куда глаза глядят. Нечего засиживаться, ― надев штаны, Емеля разлёгся на земле. ― А коль
