заспанная Ева спустилась вниз на кухню. Женщина в сером костюме сидела на стуле, курила папиросу без мундштука, и, качая в такт ногой, вполголоса напевала вышедшую из моды мелодию. Бабушка наливала серому костюму заварку в любимую Евину кружку и обещала раздобыть радамер и парное молоко. Ева парное молоко терпеть не могла.
– Привет, Евка, – серая женщина первая заметила девочку. – Ты совсем не помнишь меня? Не поцелуешь маму?
Ева не помнила, но узнала. Женщина с папиросой стояла в рамочке рядом с ней трехлетней, и сама была маленькой девочкой на фотографиях с молодой бабушкой. Только уже на тех снимках, что хранились в альбоме. Знакомая незнакомка была раньше, в прошлой жизни. А теперь начала существовать в этой реальности и за минуту перестала быть просто серым суконным материалом. Бабушка обернулась, разогнала рукой папиросный морок и сказала чересчур громко и торжественно:
– Праздник-то какой сегодня! К тебе мама вернулась! Сбегай к соседке, попроси радамера и молока, скажи, с пенсии сразу рассчитаюсь, – и снова засуетилась с чаем.
Ева согласно кивнула – праздник так праздник, послушно шагнула к матери, наклонилась. «Поцелую, обниму, и она станет мамой» – подумала Евка. Чуда не произошло, но кем-то все же стала. Задержала взгляд на пылающей щеке, тронула пальцем, забыв спрятать выражение фальшивой озабоченности куда подальше.
– Оно растет и становится краснее. Показывала ее врачу? – обратилась она к бабушке так, как будто Евы уже не было на кухне.
– Моей пенсии хватает только на еду и Евкины учебники. Да и зачем ей врач? Пятно не болит, как мои суставы в дождливую погоду. Был у нас тут солидный, умный и бесплатный доктор. Так вот, он сказал, что винные пятна не лечатся, зато безопасны. Подумаешь, пятно! Люди живут без рук и без ног. Так говорит наш святой отец, а он точно неглупый человек. Я постоянно вношу пожертвования, часто молюсь и хожу в церковь. Ты теперь тоже должна молиться почаще, – сказала бабушка то ли внучке, то ли дочери.
Так уж получилось. Вместо Евы на свет появилось пятно. Родилось в столице, а потом оказалось в маленьком двухэтажном доме с черепичной крышей. Росло вместе с Евкой, ходило в школу и жило без матери. У пятна не было друзей – в классе учились сплошь светлоликие дети, зачем им дружить с мерзким невусом? Еве не нравилось, когда пятно называли винным. Оно никого не пьянило, зато Ева испытывала постоянное чувство вины за то, что они родились вместе. Пробовала маскировать слоями дешевого тонального крема, но получалось только хуже: из ярко-красного дефект превращался в грязно-бордовый, как перебродившая вишневка. Чтобы меньше обращали внимания, Евка спрятала за светло-русой ширмой свое второе Я, училась так себе – без провалов и без успехов, и вполголоса пела в церковном хоре хвалу Господу.
Соседка в долг не отпустила. Увезла козий сыр на рынок, а парное молоко так и осталось в черной козе – для козлят, которых заколют к большому празднику. В маленьком городе все знали и про Евкино пятно и про женщину в сером костюме,
