спросил Ирин отец (вообще я была удивлена, что в этом доме никто не посмеялся над моим приключением). – Я, кажется, догадываюсь, кто была эта старушка с брошкой.
– Пап, ты иди, мы тут дальше сами. Если что – мы до тебя прогуляемся, у нас идеальная охрана, не волнуйся.
– Подождите, я вот ещё что вспомнила: когда старушка тортики покупала у станции, то есть в тот момент, когда я имела несчастье её впервые увидеть, она называла продавщицу по имени – Лена, кажется, а та её – не уверена в имени, но отчество какое-то было особенное, редкое: Мироновна или Платоновна…
– Надежда Платоновна! – хором ответили мне отец и дочь.
– Так вы её знаете?!
– Мне это сразу стало понятно, по броши. Вот так особа! – рассмеялся Лев Георгиевич. – А интересно, что за тортики она покупала?
– Четыре маленьких Наполеона – это я хорошо запомнила.
– Ого! Я всегда был уверен, что их есть ещё неудобнее, чем Киевские и Полёты.
– Пап, а если она их не ест? Может, она под какие-то нужды хозяйственные их приспосабливает?
– Дочь, я уверен, что кур она никогда не держала – больше мне ничего в голову не приходит относительно вариантов судьбы изделий из слоёного теста. Извините, вынужден вас покинуть – моя смена через полчаса. Ирин, я бы ещё нашу печку полешками берёзовыми подкормил, а то сапоги у Веры до утра не высохнут. Сделаешь, ладно?
– Да, конечно, будь спокоен.
Как только калитка за отцом захлопнулась, Ирина немедленно бросилась к комоду и выудила оттуда совершенно современный металлический фонарь на длинной ручке.
– Работает исправно! – просияла она. – Вера, одевай мои запасные сапоги: прошлый век, зато – сухие. Телогрейку папину хочешь?
– Я согласна сейчас и на шапку-ушанку, и на варежки кочегара. Мы отправляемся на поиски той большой семьи, куда ваша Надежда Платоновна понесла свои тортики – я пра-вильно понимаю?
– Да! И как можно быстрее.
Шарик уже сидел на коврике у порога, мордой к двери, и чистил пол вокруг себя своим радостным хвостом. Ирина ему подмигнула. Он ей – тоже. Удивительный пёсик, чувствительный!
– Ира, ты думаешь, что он тебя сейчас поведёт к этой старушке?
– Непременно! Смотри внимательно…
Ирина выгребла из-под папиных тетрадей на столе какие-то жёлто-серые картонки и сунула их Шарику под нос (на одной из них я успела прочесть «тульский самовар»).
– Давай, драгоценный наш, нюхай и ищи! Ищи!
Шарик навалился тощей грудью на дверь и рванул в чёрную мартовскую ночь с радостным лаем.
– Ирина, что ты ему дала? – спросила я на ходу (вернее, на бегу).
– Образец музейных бирок для мебельной выставки, принадлежат Карениной.
– Кому?!
– Это наша Надежда Платоновна. Бабулька
