недружелюбном настроении по отношению ко мне и ко всей ситуации; как начать с ней разговор, когда мы остались одни в ЁЁ доме – для меня это было неразрешимой проблемой.
– Ирин, может быть, мне лучше было бы прямо сейчас встать и уехать обратно в Москву?
– Нет уж! Заварила тут кашу: мать дёрнула, нас с отцом от работы оторвала капитально… Сиди и жди его теперь.
– Извини, – виновато вздохнула я.
– Мама работала много лет экскурсоводом в Третьяковской галерее, – очень спокойно начала вдруг Ирина совершенно мирным тоном, оставив почему-то свои колючки. Кажется, она хотела со мной общаться! – Возвращаясь домой, она продолжала свою работу над книгами. Мы с папой как-то меньше её интересовали, чем судьбы покойных Левитанов, Врубелей и Борисовых-Мусатовых… Папа не выдержал первым. Через год сбежала я. Мама была совершенно несовременным человеком. Она хотела походить на дам Серебряного века. Заказывала у знакомой театральной портнихи какие-то особые платья дореволюционных фасонов по старым журналам. Такой образ! Я не могла ходить с ней по улице. К сожалению, она и меня пыталась приучать к своим нарядам. И тот факт, что мы живём в этом дряхлом доме – это только добавляло маме соответствующего настроения. Когда ты ушла от нас, она с жаром убеждала меня, что ты – наследница Баскаковых, по-тому что внешне на них очень похожа… У мамы был альбом, огромный такой, старый, сантиметров десять толщиной, уж не знаю, где она его откопала: там была масса чёрно-белых фотографий, все дореволюционные, мама пролистывала его каждый вечер, как будто хотела наизусть выучить все эти незнакомые лица… Некоторые фотографии были чернилами подписаны с обратной стороны. Фамилия Баскаков там была. Я всё это ненавидела, честно говоря. Хотелось поговорить с живой мамой о чём-то человеческом, как все дети, о каких-то простых вещах, а она предпочитала общаться с покойными гражданами… Тебе, наверное, этот альбом надо посмотреть?
– Ты думаешь, я опознаю кого-то? – рассмеялась я. – У меня в голове возникают какие-то отдельные картинки, сценки. Как в спектакле! Но ни одного лица и ни одной фамилии я не помню и не вижу, понимаешь?
– Пробую понять! – вздохнула Ирина.
Та особа, которую Лев Георгиевич спешил одарить своим визитом, была Надежда Платоновна. Лев Георгиевич зашёл в кафе у платформы – было неудобно являться к даме с пустыми руками и, к тому же, маленький тортик Бирюсинка мог разрешить одну очень важную ситуацию…
Надежда Платоновна жила в том же Аптекарском переулке, но в противоположном его конце. Лев Георгиевич впервые пожалел об этом расстоянии – сырой ветер пронзал насквозь. Шарик счастливо трусил рядом, покачивая хвостом. Каждый раз, когда его взгляд падал на прозрачную перевязанную коробочку с тортиком, колебания хвоста заметно усиливались.
– Нет, дорогой товарищ, это – дань Карениной. А тебе на обратном пути Подарочный купим, хорошо? – улыбался Лев Георгиевич.
– Да
