невероятна, и никто не должен ее увидеть. Значит ли, что ради безопасности придется жертвовать? Несмотря на мою безграничную тягу к Лили, я не был готов отдать свое одиночество – ведь жизни у меня больше не было, – чтобы угодить кому-то. И если проклятый Лютер посмеет встать между нами, я рассержусь.
– Почему ты особенный? – голос Лили раскрыл мои глаза.
Почему же я – особенный?
Всю жизнь я себя причислял к классу удивительных и одаренных людей, но почему? Только потому что я был таким же, как и все – живым? Сейчас от моих легких, впитывающих ранее благоговейные ароматы долгоденствия, осталась лишь черная мякоть на дне гроба. На самом деле я не запомнил свои похороны. У меня не было возможности и желания видеть свое лицо, обличенное мраком смерти. Но если верить в теорию, что нечто меня держит неспокойным, то что именно могло остаться в этом доме? Фортепиано? Я задумался. Я задумался также о том, что к слову «жизнь» нет никакого синонима, потому что она неповторима, едина, и никаким образом прославить свое имя я не успел.
– Ты доверяешь мне? – она протянула мне руку.
Я не стал тянуть ей ладонь в ответ, лишь молча покосился, осуждая, что она не позволила моим мыслям рассуждать и развиваться.
– Значит нет, – Лили даже не удивилась, и мне стало приятно, что никакого скандала не возникло.
За все время своего существования я не смог испытать замечательного чувства доверия ни к кому, с кем имел дело – только холод и легкие приятности, если человек был мне близок по духу, по настроению и чувствам. Но я не хотел ни с кем сближаться, мое молчание и сокровенные тайны оставались даже глубже, чем на дне души – закопанные внутрь косточек.
– Послушай, Сеймур, – Лили шагнула ко мне навстречу. – Ты ведь умер не просто так. И что-то внутри тебя никак не может раскрыться, словно запертая дверь, по другую сторону которой мечется маленький мальчик.
Я сделал шаг назад, враждебно нахмурившись; она поражала меня, но я был возмущен.
– Допустим.
– Да? – и она обворожительно улыбнулась. – Не смей учиться доверять насильно. Ты сам по себе. Так и оставайся сам по себе. Не возноси меня в совершенство.
Сложно было придерживаться позиции моей богини.
– Что тебя здесь держит?
– Ты, – флиртовал.
– Не лги, – она бы ущипнула, но не стала. – Что-то же не дает тебе успокоиться.
– Я предельно спокоен, – я нахмурился.
– Понятно, – достаточно быстро сдалась Лили. – Как думаешь, что делать с Мальвиной?
– Не знаю, – я улыбнулся. – Приготовь ей имбирные пряники. Ей их готовила мама.
– Откуда ты…
– Просто знаю. Некоторые тайны должны оставаться тайнами.
Наверное, мой рассказ окончился именно в этот день.
III
Кнут – на самом деле, частичное подобие пряника: солги человеку с убеждениями о том, что порют исключительно выдающихся личностей,
