того, что происходит здесь по ночам». «Нет, потому что на меня пытаются повесить ответственность за то, за что я не должен ее брать».
И человек бы ушел? Никто не пробовал, так что Лютер не знал.
Зато громкий, звонкий рев послышался с окна, и мужчина лишь устало вздохнул – ни минуты покоя.
Зато с Мальвиной все было по-другому. Она стала лучиком солнца, проникающим не со стороны леса через фрески, а освещающим церковь изнутри. Только вот что-то настолько тяжелое грузило ее плечи, что она решила отдаться служению дьяволу. Маленькая, бедная девочка. Асмодей – ее черт. Асмодей – ее проклятье. Он выжрет ее внутренности, он поглотит ее душу. Он уничтожит, разломит, разморит. А все потому, что в этой церкви умер человек. Все потому, что здесь свершилось кровопролитие.
– Наверное, мне стоит найти Мальвину…
Коррозия поедала церковь. Души дьяволов и богинь ныли. Что-то великое покинуло небеса, солнце оставило полумесяц отражать звездный свет на верхушке позолоченного купола. Лишь бы Мальвина не слышала по ночам, как те же звезды плачут, как икона Божией Матери Семистрельной не плачет. Если бы Лютер знал, как безрезультатно будет настоящее происходящее, пошел бы он в духовную академию, провел бы в ней столько лет?
Дрожь холодных склизких рук окутывала ручьи косточек Лили; грубая кожа облизывала вату света и неба, сокрытую в крови бледной фигуры. Она медленно огибала ее позвоночник и внедрялась внутрь легких через выеденные мухами сквозные дыры. Инструмент дыхания разжижался, становился кислотным, мучил, кряхтел и шипел, как старая машина, поглощающая рыдающие всхлипывания. Богиня поднялась с зияющими дырами в груди, замечая свою абсолютную наготу. При этом температурные ощущения остались где-то за пределами райских червоточин.
– Здесь? – разлетелся по пустоте грозный голос. Белая дыра и легкий ветерок окружали их двоих. Лили прищурилась:
– Здесь.
– Отлично, – яркий силуэт сначала наклонился к ней, затем – опустился на колени и сел. Лили повторила за ним. – Я чувствую в тебе покровительство серафима. Кто-то с верхнего мира подарил тебе крылья. Мы вот-вот встретимся, – его рука с неостриженными ногтями улеглась на белое плечико. – Я не пощажу тебя. Так и знай.
– В чем я провинилась? – Лили не испугалась, но ее голос заполнился тревогой, словно чашка – молоком. Прикосновение к коже жгло, шипело, но оставалось лишь терпеть. Она чувствовала нарастающую тревогу, но молчала. А потом ощутила прошлое. Это ведь тот самый «юноша», который преследовал ее в самом первом сне, верно? Это он? Да? Он? В первую ночь в кровати особняка кошмар запомнился солнечным затмением, и теперь… повторяется спустя пару оборотов земли вокруг себя?
– Не наделяй меня временными мерками. В отличие от тебя, я не был живым, а юношей или старцем меня назвать нельзя, – словно хвастаясь возможностью читать мысли, процедил незнакомец перед тем, как ответить. – Ты – ни в чем, – белое пятно разрезало рот в широкой улыбке, и сквозь
