плоть. Женщина задыхалась и стонала под ним, наполняя кровь горячей истомой, все глубже ввергая обоих в темную бездну. Он погибал, а спасение не приходило.
К горлу подкатил тошнотворный ком.
Сглотнув слюну, Дрон отворил дверь и вышел на воздух. В лицо пахнуло влагой. В воздухе повисла прелая взвесь. У крыльца скопилась большая лужа – дождь с крыши стекал под ноги, не попадая в водозаборную трубу. Дрон пожалел, что выскочил на улицу без сапог, но возвращаться домой не хотелось.
Взмахнув руками, чтобы удержать равновесие, перепрыгнул через запруду. По снегу, покрытому тонкой глазурью, подкатил к чугунным воротам, едва не поскользнувшись.
За оградой, сутулясь, стоял худощавый мужчина без зонта, в мокрой меховой шапке. Длинные полы пиджака выглядывали из-под кожаной куртки. Отутюженные брюки темнели пятнами влаги. В руках он держал цветы, завернутые в газету.
Дрон узнал посетителя и хмуро кивнул ему, а тот, протягивая руку для приветствия, бодро шагнул навстречу.
В скудном свете фонаря вытянутое лицо мужчины с глубокими складками по щекам, матовый лоб, прямой нос с едва заметной горбинкой, тонкие бескровные губы выглядели неестественно бледными, точно восковыми. Вблизи мужчина оказался гораздо старше – почти стариком. Его ладонь была сухая и теплая – Дрон ощутил крепкое рукопожатие.
Шатуны
Своего раннего гостя Дрон приметил давно. Встречал его ранним утром по дороге на работу или видел сутулую, некогда высокую фигуру мужчины среди памятников и ограждений издалека, когда возвращался домой на обед.
Чеканя шаг, ритмично взмахивая руками, старик шел сквозь стройные ряды захоронений уверенной походкой профессионального военного. На кладбище, словно в родном городе, ему был известен каждый уголок. Казалось, он без труда мог бы найти нужную улицу, не особенно следя за маршрутом следования. Твердо знал, как, нырнув в арку или обогнув неприметный двор в цветах, можно значительно сократить путь к намеченной цели.
Худая спина мужчины с острыми лопатками и нервная неровная походка слегка портили впечатление от его бывалой, но по-прежнему отличной выправки. Он всегда нес букет. Летом это были луговые ромашки или колокольчики, зимой – цветы пластиковые, которыми торговали у входа на кладбище. Этим утром в руках незнакомца алели гвоздики.
Мужчина часто к кому-то наведывался – забавы ради, в их бригаде таких посетителей называли «шатунами». Эти люди, потеряв кого-то из близких, маялись, бродили по кладбищу, как призраки, потеряв счет времени, утратив чувство реального, ни в чем не находя утешения. Горе мертвой хваткой цепляло за горло, тянуло к земле плечи и головы. Свернув спины, не давало свободно дышать. Осознание пережитой необратимой потери было оглушительным и глубоким.
Казалось, «шатуны» впервые узнали о том, что люди умирают.
С этого часа думать о том, что впереди, для них становилось бессмысленным. Сердцем прочно овладевала
