выкрал у стражиБояновы гусли и перстень,
и – к черту Чернигов,
лишь только забрезжила рань…
Замолкните, пьянь!
На Руси обезглавлена Песня.
Отныне
вовеки
угомонился Боян.
Родятся гусляры,
бренчащие песни-услады,
но время задиристых песен
вовеки зашло…
В ночь казни
смутилось
шестнадцать полков Ярослава.
Они посмущались,
но смуты
не произошло.
Мой дом
«Дом стоял на перекрестке…»
Дом стоял на перекрестке,
напряжен и мускулист,
весь в очках,
как перед кроссом
чемпион-мотоциклист.
Голуби кормились мерно,
на карнизах красовались.
Грозные пенсионеры
вдоль двора крейсировали.
Вечерами дом думал,
сметы составлял, отчеты,
и —
внимательные дула —
наводил глаза ученых,
дула – в космос розоватый!
А под козырьком у дома
разорялась, раздавалась,
радовалась радиола.
Там бутылки тасовали,
под пластинки танцевали,
эх, комично танцевали,
выкаблучивались!
Я в одном из окон дома
домогаюсь новой строчки.
Я хотел бы стать домом,
напряженным и строгим.
Танцевать комически
на чужой гульбе,
плакать под космический гул голубей.
«Каждому необходим…»
Каждому необходим
свой дом,
свой дым,
своды над головой,
ложе —
лежанку бы,
чтобы свой колобок
свойственен дому был.
Где ты, мой дом, стоишь?
Дом —
над окном —
стриж?
Гость у дверей цепных?
Дом —
под окном —
цветник?
Где ты, мой дом родной?
В рододендронах мой?
В детстве
да сплыл,
не быв.
В детстве?
Или – встарь?
Эх, кабы —
да кабы
Сивкою-Буркой встань!
Сивка, топчи гранит!
Бурка —
и-го-го-го!
Где ты, мой дом —
в грибных
дождиках
в Новый год?
«Кто строил дом…»
Кто строил дом?
(Этап —
этаж!)
Мать? Нет!
Отец?
Не мог!
Ваш дом,
по-вашему, он —
ваш,
лишь по названью —
мой.
Приблудный сын домов чужих,
ублюдок,
Вечный Жид,
ты
