снова и снова.
Она больше не хочет никого воскрешать. Она хочет, чтобы воскресили её.
Во всём настоящем есть та самая тишина, она узнает её голос сквозь многие шорохи тишины.
Её путь теперь зависел лишь от того, что не было похоронено под слоями толстой кожи. От того, вспомнит ли она, как. Почувствует ли, куда.
И она свернула с шоссе, ведущего домой, на дорогу, которая уходила куда-то в сторону. И камень упал с плеч. Не камень, но огромная и неповоротливая глыба. Если и суждено найти ответ, дойти до конца, то только не там. Нет, всё существо влечёт совсем в другое место. К другому миру. Может быть, начало не там, где мы его всегда искали. Может быть, оно перед носом. Может быть, его и вовсе не существует.
Она что есть смелости нажала на педаль газа, задержав дыхание, и полетела вперёд, прямо по середине пустой дороги, и словно не ехала – но бежала что есть сил. Что было вывалившихся откуда-то из хребта невероятных сил, невероятного воздуха, бьющего по лицу.
Мы можем видеть, как чашка падает со стола и разбивается на осколки, но мы никогда не увидим, как чашка складывается и возвращается на стол. Увеличение беспорядка, или энтропии, даёт возможность отличить прошлое от будущего и придаёт таким способом времени определённое направление. 9
Ей снился берег. Дом на берегу. Она жила там. Она помнила этот пруд, он полон кувшинок, мостки наполовину затоплены, так, что, когда встаёшь на них, ноги по щиколотку погружались в согретую солнцем верхнюю часть воды, и пальцы расплывались, сливались с деревом, и солнце светило на них. Но она пришла сейчас к краю и пруд превратился в котлован, не успевший ещё зарасти. Она опустилась на колени, исполненная жажды, и стала горстями черпать чёрную смоляную землю, закидывала её в рот, оставляя на губах и скулах серые разводы. И начала задыхаться. Она беспомощно и дико вращала глазами, оглядывалась, но земля, перехватившая глотку, не давала вымолвить ни звука.
Она ворочалась, корчилась, мычала, открыв рот, капли пота в отражённых рассветных лучах напоминали капли мёда. Вот одна скользит по шее, сливается с другой, и они уже скатываются и падают на простыню. Подушки выброшены по сторонам, тело то раскидывается всеми членами по кровати, то сжимается подобно кулаку, и вдруг резко поднимается с открытыми остекленевшими глазами, полными ужаса. И взгляд этот упирается в зеркало, вырывая из груди стон то ли освобождения, то ли отчаяния.
И так непослушные волосы теперь образовали растерзанное взрывом облако, рваное по краям. Она закрыла лицо руками, пытаясь вспомнить, что же всё это было. И не могла. В пищеводе будто провалился кусок цемента или какой-то кулак вошёл внутрь. Какие-то спазмы заставили её несколько раз глубоко вздохнуть. Она снова открыла глаза.
Солнце пробивалось сквозь занавески. Стояла тишина. Никак не привыкнуть к тишине. Только птицы пели за окном, встречая рассвет.
Где-то наверху, огибая сферу Земли
Стивен Уильям Хокинг
