эту злость; сейчас, когда непроизвольно хочется всё словно бы воскресить – ведь тогда хотелось застрелиться том райском крае у кромки бесконечной воды. Этого бы тоже никто не понял, но придумали бы достаточно объяснений. Люди их всегда придумывают.
Ли.
И вот теперь, полтора года спустя, осколки вечности – в каждом из исчезнувших людей. В каждой секунде всё верно, всё именно так. И нет смысла пытаться постичь быстрее. Будет только больше муки и боли. Но этого уже не нужно, этого слишком много было, лимит исчерпан. Можно было убегать в пустые долины, идти, идти вперёд и вверх в одной только надежде – выплюнуть ту кость чрезмерного разума, но она лишь царапала горло и лишь капли крови падали на траву. Есть ли будущее? Есть ли прошлое? Есть ли настоящее, в конце концов? И если она пыталась смотреть на свой путь с высоты птичьего полёта, смотреть через микроскоп, через книги и слова других людей, через наблюдения за другими жизнями, то всегда было ясно лишь одно – чёткая линия. Возможно, именно от этого ей многое претило, без возможности подобрать адекватные объяснения.
И тут она вдруг теперь проживает себя, прожёвывает на ускоренной перемотке, с самыми важными точками. И делает что-то другое. Не так, как все эти годы. Хватает ртом воздух, заходится в страхе, но – не то, другое. Не с первого раза, так со второго, но словно в киноленте про призраков – выбирается из тоннеля, и свет бьёт в глаза. Свет тысяч и тысяч звёзд. И она смотрит на них так долго, что шея начинает болеть. И едет по тёмной извилистой дороге, упираясь фарами в редкие брошенные автомобили, и понимает – с ней ничего не случится. То ли всё самое страшное уже было в её жизни, то ли уже не осталось страха. И она едет, нажимая на газ, рассекая темноту в известную неизвестность, с которой роднится всё больше. И там, после всех случайных разговоров и остановок, она приедет именно в ту самую точку. И она захохочет словно ребёнок над этой Вселенной, над этим богом.
– Ты знала, что я там. – говорил он с улыбкой.
– Нет, я никак не могла. – растерянной, не в сила исторгать звуки, ей всё же хотелось оправдаться.
– Ты знала. – опять улыбается. – Ты чувствовала.
И она молчит, и просто осторожно нажимает на газ в тоннеле. Может быть, и правда. Он лучше знал законы этого мира. Намного лучше. Ведь среди тысяч и тысяч звёзд он нашёл ту, о которой она рассказала – это очень похоже на знак.
Шансы теоретически делились поровну, но внутри уже всё было решено.
Она глубоко, под самой далёкой бездной сознания, понимала, что её ждёт.
И путь был вычерчен там же. А сколько потребуется времени на выход этой ясности на свет, от неё ли зависело? Можно было принять какое угодно решение. Сколько у неё есть времени на это, она не имела понятия. Да и куда следовать по пути разума в этом всём, полностью лишённом логике мире? Разум скрепляли своды устоев и правил, созданных когда-то давно людьми, следовавшими этим сводам из поколения в поколения.
