когда я пытаюсь представить любовь без изъяна
Или жизнь после смерти, я слышу одно струенье
Подземных потоков и вижу один известняк. 7
Светало. Разгорячённое тело лишь недавно упало в постель, задёрнув полог. Она так давно искала дом с кроватью и балдахином, пожалуй, даже всю жизнь. И вот теперь подушка, мокрая от слёз, приютила её разгорячённое лицо. Уже несколько дней жизнь и движение сползали в сумерки, день становился перевалочным пунктом между беспокойным сном и пробуждением. Ей как никогда, наверное, именно сейчас, в эти часы нужны были слёзы, которые всё предательски не приходили. Возможно, она просто высохла изнутри. И не было тех рук, тех коленей, на которых она позволила себе это в самый последний раз. Неужели это возможно, что среди всех утрат, это было единственное, к чему возвращался горячечный разум? Она подбивала подушку под голову так, чтобы это было схоже с человеческой рукой, плотно затягивала одеяло вокруг груди, будто бы её кто-то обнимал, и лежала так, открыв глаза и глядя в темноту, пока усталость не брала своё.
У неё теперь был дом, была кровать с балдахином и сад с розами, которые скоро зацветут, а потом, во второй раз – до первых холодов с них не упадёт ни лепестка – в их саду эти розы держались всегда до последнего, и её всегда удивляло, что именно эти цветы считаются капризными.
Лихорадка слабела, оставляя за собой след отрешённости и слабости. Смешав сон и явь, теперь тело отказывалось полностью подчиняться и диктовало свои условия. Она просыпалась после полудня, кралась ладонями вдоль тела, обретая его, и лишь потом, воссоединив тело с рассудком, вставала и открывала окна, принимала ванну, выходила на улицу встречать закат. Если бы это была одна, другая, маленькая планета, она бы переставляла стул и смотрела его несколько раз. Но её планета была много-много больше, и поэтому, проводив солнце, она подолгу сидела у окна или разжигала камин, спрятавшись от оставленного мира. Это не могло длиться вечно, дни растерялись, словно пуговицы, скользнувшие между половиц пола, и собрать их было ли возможно? Числа, мелькающие в часах, приковывали взгляд и бередили болезненную суетливость. Но верить им теперь или нет стало лишь вопросом выбора. Если поверить, то якорь окажется вновь брошен. Но не хотелось бросать его здесь. Ждать ли, пока лицо испещрят морщины, а волосы станут похожи на снег, проводя день за днём и ночь за ночью в стенах, которыми стал сам воздух, или этого уже никогда не случится?
Постареет ли она? Вот уже несколько дней каждое утро она со страхом всматривалась в своё лицо, на котором затягивались маленькие раны, и не находила никаких изменений. Она оставалась прежней и даже предательски хорошела, словно бы ей при шлось жить вечно. Как она всегда мечтала. Вечная жизнь, сквозь эпохи, сквозь трансформации мира – возможность бесконечно наблюдать за людьми. Без них он был бы неинтересен. Не так увлекателен. Сюжет строился на человеке. Теперь стало ясно, зачем бог его создавал и так мучился – если ты живёшь вечно, это невыносимо
Уистен Оден «Хвала известняку» – здесь перевод с англ. Г. Кружкова (целиком стихотворение на русский язык не переводилось)
