слов. Я вхожу и поднимаюсь по широкой лестнице на второй этаж. В тусклое большое окно лестничной площадки пробивается свет. На широком подоконнике стоит умирающий фикус. Я знаю, что пока я подхожу к квартире, она наблюдает за мной в дверной глазок. Как только я приближаюсь к двери, она приоткрывает ее, и я захожу внутрь. На Марьяне черные чулки в крупную сетку, туфли и кружевные трусики. Шикарная грудь приблизительно четвертого размера вываливается из дорогого прозрачного лифчика чуть не по размеру. Она перебарщивает с макияжем, скрывая дефекты кожи. Возраст определить сложно. Подозреваю, что около тридцати пяти лет. Прямые белые волосы ниже плеч струятся по ее спине, когда она закрывает дверь, успевая ненароком глянуть в глазок, и мурлычет мне: «Проходи, котик! Твоя кошечка тебя уже заждалась». Я смотрю на нее и начинаю снимать кроссовки, не развязывая шнурки. Она принимает это за сексуальное возбуждение:
«Мм, какой ты нетерпеливый! Скучал по своей шлюшке?» Она игриво проводит пальчиками мне по паху. Нет, я не скучал, потому что я не знаю, что это такое. Член находится в совершенно спокойном состоянии, потому что сейчас его просто некуда вставить. Я молча иду в ванную. Там я снимаю одежду и обнаруживаю, что довольно прилично припотел в тире. Подмышки и футболка пахнут потом. Не беда. Запасная футболка у меня в рюкзаке. Я моюсь в душе. Выхожу, обмотавшись полотенцем. Марьяна почему-то ждет меня в коридоре. Скорее всего, перестраховывается, чтобы я по ошибке не открыл дверь в другую комнату. В квартире стоит абсолютная тишина, за исключением звуков какой-то романтической музыки из комнаты Марьяны. Она ласково, но настойчиво хватает меня за руку и уводит в комнату. Здесь полумрак.
Музыка становится громче. Мне не нравится эта музыка. Я понимаю, какие эмоции она должна вызывать, но не могу испытать даже что-то приблизительно близкое. Никогда не мог. На одной вечеринке, когда еще учился в университете, я танцевал с девушкой.
Она была, наверное, красивой. По крайней мере, все ее так называли. Я тогда еще ощупью пробивался сквозь социальные условности, навыки еще не были сформированы. Я танцевал с ней под такую же примерно музыку, держал руки на ее талии. Сидящие на диване однокурсники смотрели на меня, и я понимал, что, скорее всего, лица их выражают зависть. Я топтался с ней в танце, потом мы ушли в комнату, и я стащил с нее кофту. Она закусывала губы, ласкала меня.
Я пытался зеркально повторить ее действия. Это был первый раз, когда я был с женщиной относительно трезвым. В голову лезли какие-то странные мысли, не относящиеся к процессу. Стоимость шнурков в советское время, почему в обувных киосках сидели почти сплошь персы, воздушный шарик, который улетел и застрял в ветках дерева, когда я гулял с мамой в парке, и потом я плакал и просил маму достать этот желтый шарик. А девушка стягивала джинсы, оставалась в черном лифчике и шелковых трусиках, прижималась ко мне и тащила вниз мои джинсы. В тот раз я почти пожалел ее, потому что не мог испытать ничего похожего на ее
