В ладонях своих держал ладьи рук белых той девицы, увидала сие Лада да две слезинки скатились по щекам румяным у богини.
Лада злилась, но деваться ей было некуда – не могла богиня причинить боль своему любимому. Однако огонь пылал в душе её, и пришла она к нему ночью в образе красной девицы: в прекрасном платье из тонкой листвы золотых и багряных оттенков.
Ночь была длинной, но к утру исчезла Лада, а позже узнала, что девица, которая повязывала ленту алую на березу белую, видела их в лесу той ночью темною. Опечалилась богиня – изведала, что натворила. Поняла, что разрушила завещанное ей отцом Родом. Предназначение жизни её – союз двух любящих сердец.
И решила она все исправить да больше не вмешиваться в дела человеческие. Соединила два сердца в одно целое. Потому на Руси, если человек женился не по любви, говорят «Разбивал себе сердце».
В ту пору мимо летел аист белый. Сжалился аист над Ладой и принес ей ребенка, которого она лелеяла и оберегала, а маленький Лель – пламенный бог любви, весны и оплодотворения всего живого – радовал её и всегда находился рядом, рассыпая искры страсти, влечения да желания.
А бог Род послал Ладе подарок – амулет, ставший оберегом славян, заключившим в себе понимание мира и видение крепкой, счастливой семьи.
Рассудок старика помутился, стал похож на чугунок, наполненный самыми разными яствами: детством, богами, любимой Марфой, молодостью… Тут и старость, как крышка, на поверхности лежит – пылится. Но самой яркой звездой в затуманенном разуме деда это его любимая внучка Прекраса.
А в голове вода кипит, бунтует: «Убирай, убирай, огонь залью, бежать некуда». Кошка спрыгнула со стола. Бесшумно ступает мягкими лапками по неметеному грязному полу. Крыса забилась в угол избы и ждет, когда кошка пройдет мимо. Мыши в ворохе тряпья тоже ждут.
Забрал Великий Олег у деда внучку Прекрасу, сказал, что теперь она – его внучка. Чугунок шумит, бурлит.
Никого не осталось у старика. Пауки, кошка да мыши. Да домовой за печкой живёт – не бросает.
Дед с ними всё делит поровну. А они ему тем же отвечают. Наплетут пауки паутины, муху какую или другую жужжащую тварь поймают в сети, а крылышки старику отдают. С чаем попьёшь, старый. А он и тем доволен. Хоть какая забота.
Вскипятит воду дед, разольет травяной чай по глиняным чашкам и сидит, ждет. Вот они и пьют со стариком чай. Ему и то хорошо. По крайней мере они не равнодушны. Хоть какое-то участие, хоть какая-то связь с живыми. Старик немигающим взглядом смотрит в окно и видит, как тьма постепенно рассеивается перед рассветом. Он знает, что перемены не за горами, но он готов принять их, какими бы они ни были.
Старый сидит на скамейке, сжав руки в кулаки, и вспоминает былые времена. Раскачивается в такт кукушке. За стеной скулит кикимора. Или сыч? За печкой шуршит домовой. А время словно остановилось. Он задерживает
