а в их домах уже появились боевые группы, не могли не повлиять на моё настроение. Оно определялось как военной обстановкой, сложившейся на полуострове, так и реалиями этой ночи.
Я сознавал своё сложное положение, одиночество и готовился к появлению врагов. Тишину ночи нарушали приближающиеся с севера далёкие разрывы снарядов и отдельные винтовочные выстрелы, слышимые со всех сторон.
Зарядив винтовку, я обошёл несколько раз вокруг самолёта, лежащего на земле среди сухих стеблей кукурузы, сломал или вырвал с корнем те стебли, которые, на мой взгляд, могли скрывать места появления врага. Перенёс в кабину лётчика пулемёт ШКАС, установленный в шаровом узле блистера стрелка-радиста, и с большим трудом перезарядил пулемёт лётчика. Проверил вращение турели пулемёта штурмана и зарядил пулемёт.
Кроме штатного вооружения самолёта и винтовки, у меня были ракетница и граната. Ни тщательное приготовление к ночной обороне, ни лёгкий хмель от выпитого шампанского не могли притупить моих чувств. Бронированное кресло лётчика, в котором я сидел притаившись, и сознание того, что я обладаю солидным вооружением, начали успокаивать и снимать напряжённость. Освещения кабины я не включал, но от приборов и переключателей, размещённых на панелях, кабина была наполнена мягким светом. Этот свет создавал приятный уют, а также позволял без помех наблюдать за окружающей обстановкой. Подбитый самолёт оставался живым существом. Можно было включать гироскопы и слушать их приятное, мелодичное жужжание, отклонять триммеры, закрылки, включать и управлять различными электромоторами, которых было около трёхсот наименований. Аккумуляторы обеспечивали питанием сложный организм самолёта, и он, повинуясь моим желаниям, отзывался, вздрагивал и даже шевелился. Тиканье часов штурмана и лётчика, а также весёлое перемещение секундных стрелок утверждали, что я не одинок.
Хотя я изучал оборудование самолёта Пе-2, но сейчас у меня была возможность не спеша, самостоятельно разобраться со всеми системами контроля и управления этим оборудованием. Наиболее знакомым и понятным мне было радиооборудование. В кабине стрелка я включил радиоприёмник Ус-П и слушал, что происходило в загадочном эфире. Там была своя жизнь. Торопливо стрекотала и пищала морзянка, передавая цифровые и буквенные группы, открытые и секретные сообщения. Прослушивались европейские блюзы и танго, а также громкие восточные мелодии. Больше всего было немецких передач, захлёбывающихся от бахвальства и собственного восторга. Многие из этих передач велись на русском языке. Сообщалось об успехах первых дней войны, угадывалась поддельная доброжелательность по отношению к различным народам СССР, особенно к русскому народу.
Обычно передачи начинались и заканчивались обращением к национальным и революционным чувствам советских людей. Вспоминались события и лозунги революционной борьбы 1905 года, подвиг матросов броненосца «Потёмкин», героизм лейтенанта Шмидта и другие исторические события.
