складу! Четыре – к войсковым гаражам! Остальные со мной – к домам начальства! Через десять минут после отбоя команде быть здесь в полном составе. Ясно?
– Так точно! – ответили санитары хором.
– Исполняйте!
Санитары разбежались в указанных направлениях, а начальник караула молча стоял и смотрел. На этот раз не ему пришлось командовать.
Гефель сел за стол и уставился на лежавшие перед ним списки этапа. К счастью, заключенные, работавшие в канцелярии, не заметили того, что произошло на складе, и это спасло Гефеля от расспросов любопытных. Он все еще не успокоился. Его взволновало вовсе не коварное предложение Цвайлинга, а неожиданная возможность спасти ребенка. Это казалось таким заманчивым, легким и простым, но, тем не менее, что-то теснило ему грудь. Ведь он только что обещал Кремеру убрать ребенка из лагеря. А Кремер верил его слову. Что, если он нарушит обещание?.. Если спрячет малыша?.. Цвайлинга теперь нечего бояться. Гефель смотрел на столбцы цифр. За каждым номером человек, но один номер пропущен – ребенок. У него нет номера. Он не существует. Достаточно сунуть его в чемодан и… Один из тысяч, проходя ворота, потащит нечто с собой… Гефель закрыл глаза. Разве строгое выполнение долга не есть лучшее алиби перед собственной совестью?
Но вот мучительное чувство вины нахлынуло снова. И снова у Гефеля появилось гнетущее ощущение, будто издалека на него смотрят два глаза, молча и неотступно. Глаза ребенка? Или глаза жены («…горячо целую тебя…»)? Или его собственные глаза? Были ли это вообще глаза? Быть может, это вовсе палец, указывающий на него? Это молчаливое существо кричало на него, кричало, кричало! Еще никогда за все годы заточения Гефель не чувствовал себя таким одиноким, как сейчас.
Он бежал от заманчивого предложения Цвайлинга. Бежал от безмолвного взора Пиппига. Только от себя он не мог убежать, хотя и сознавал, что слишком слаб, чтобы принять решение на свой страх и риск.
Гефель вышел к Пиппигу. Тот по-прежнему стоял у длинного стола, словно поджидая товарища. В воздухе висел непрерывный гул. Похоже было на массированный налет. Цвайлинг стоял в углу своего кабинета у окна и наблюдал за небом. Взглянув в сторону Цвайлинга и убедившись, что тот их не видит, Гефель шепнул Пиппигу:
– Пойдем.
Они прошли в дальний угол склада. Кропинский сидел в углу, качал ребенка на руках и нашептывал ему польские слова. Затем он положил ребенка и подошел к ним. Он сгорал от нетерпеливого ожидания. Все трое стояли близко друг к другу. Гефель повел головой в сторону кабинета гауптшарфюрера.
– Цвайлинг предложил мне оставить ребенка.
В отличии от Кропинского, который жадно ловил каждое слово Гефеля, Пиппиг остался безучастным.
– Я так и предполагал, – сухо заметил Пиппиг. – Вроде выкупа, если дела повернутся иначе. Совсем не глупо. Ну а ты что?
Гефель нерешительно пожал плечами. Пиппиг рассердился.
– Чего ты боишься? Если это делается с его разрешения, то теперь он у тебя в руках, господи, Андре, он тебя не выдаст.
Гефель, все еще
