вот эту белую штуку.
– А змей слышит его?
– Нет, он крепко спал.
Сны и сами по себе огромная тема, а уж когда сон упоминается в истории, для любопытной учительницы открываются безграничные возможности. «Помнишь, мы говорили о том, как лев пытался попасть в сон?», – спрашиваю я у Джозефа после того, как мы разыграли его историю. Конечно же, он помнит. Дети помнят все,
что имеет хоть какое-то отношение к их историям и играм. Джозеф воспроизводит свой ответ дословно. Ему, в отличие от меня, для этого не нужен магнитофон.
У Алекса немедленно появляется свой ответ. – Давай как будто лев вошел в сон, и когда он видит сразу столько змеев, он такой: ААААА!!!! – и убежал, – предлагает он Джозефу. Алекс раздвигает границы своей роли льва, как он сделал бы это во время игры. Дети интуитивно понимают, что истории – это такой род игры, пьесы и что сценарий всегда только выигрывает от спонтанных импровизаций.
Истории, которые не разыгрываются на сцене, остаются мимолетными сновидениями, личными фантазиями, изолированными и неисследованными. Если день выдается особенно суматошным, и я поддаюсь искушению просто прочитать истории, не разыгрывая их, дети всегда протестуют.
Они говорят: «Но мы же не сделали историю!». Ту же жалобу я слышу, когда раздается звонок, возвещающий о том, что пора приступить к уборке. «Но мы же еще не поиграли в космический корабль! Мы его только построили!» Неразыгранная история осталась необжитой, пустой скорлупкой. Процесс не завершился.
Дети любят разыгрывать истории из книжек и сказки, но не приходят в отчаяние, когда времени хватает только на чтение. Поиграть в сказку – это, конечно, лучше, но и послушать тоже неплохо. Но к своим собственным историям они относятся совсем по-другому. Как только они увидели их в действии, они уже не довольствуются синицей в руках.
Более того, с точки зрения учителя, события в игре и в истории формируют излюбленную тему детей, которую они всегда готовы обсуждать с большим энтузиазмом и раздвигать ее границы, объединяя ее с другими темами.
– Я все думаю про льва и про сон, – говорю я Джозефу во время полдника. – Ты сказал, что лев не мог попасть в сон, потому что змеи спали.
– Да, когда ты спишь, то ворота на замке.
– Ворота в сон?
– Оба ворота, да, Джозеф? – подхватывает Саймон. – Передние и задние, да?
– Ага. Джозеф, – взволнованно продолжает Алекс, – а что если злодей, ну вроде дракона, темного такого, может попасть внутрь, потому что он идет там, где нет ковра?
– И поэтому ты слышишь шаги? – спрашиваю я. – Потому что там ковра нет?
– Да, как у меня на кухне. Я слышу, как динозавр идет, у него шаги огромные.
Теперь все глядят на Алекса.
– Тогда сделай ловушку, – решает Джозеф. – И тогда он бух! – и свалится прямо в дыру, в подземелье.
– Джозеф, а как ты думаешь, пуговица Кэти может испугать льва в этом сне?
