себя Морис выбирал второе.
Миндаугас запустил длинные сильные пальцы в густую шелковистую шерсть кота.
Мурлыканье Дона по громкости и интенсивности напоминало воркование голубя.
Он щурил свои янтарные глаза и терся пушистой щекой о плечо Мориса.
… В глазах Миндаугаса плескалось море. Он видел перед собой песчаные дюны и высокие сосны. Ему вспомнилось, как стоял он на берегу моря, смотрел на волны, набегающие на берег, и строил планы на будущее.
Он обожал город, в котором родился и вырос, любил свою мать, гордился отцом. Даже в страшном сне ему не могло привидеться, что он надолго покинет свой край и родных; что судьба занесет его в город, в котором не было моря, но была река, которой русские гордились и величали не иначе, как Волга-матушка.
Когда Морис впервые увидел Волгу, он был разочарован.
Может быть, река когда-то и была великой, но теперь грязная серая река печально вздыхала в своих берегах, точно взывала к людским сердцам, все еще надеясь на их милосердие.
Но до сих пор ее мольба оставалась не услышанной.
К грязной воде прибавилось новое бедствие – прекрасную набережную, гордость города, точно полчища кочевников, оккупировали кафе, шашлычники и биотуалеты.
Запах жареного мяса сомнительного качества и прочие дурные запахи беззастенчиво заглушали нежный аромат сирени по весне, благоухание жасмина и липы в начале лета. Ни розы, ни фонтаны, ни ночные душистые табаки и петунии не могли соперничать с дикой беспощадностью современного капитализма.
Мирослава как-то рассказывала ему о набережной своего детства, о долгом любовании Волгой, о чистом песке, о свежевыкрашенных скамейках и свободном пространстве вдоль чугунной ограды, в просветы которой врывались солнечные лучи и залетал, резвясь, прохладный ветерок.
Слушая Мирославу, Морис представлял другую Волгу, другой парк и чуточку жалел, что не увидел город раньше.
Но, может быть, все поправимо? Исчезнет запах кухни, освободится для прогулок оккупированная палатками набережная и будет властвовать аромат цветов, ветра и воды…
Морис ловил себя на том, что надеялся увидеть все это. А ведь когда-то он приехал в город ненадолго, просто погостить у давнего друга.
Родители Мориса, как могли, отговаривали сына от поездки в Россию.
Мама Миндаугаса – преподаватель и переводчик с французского, пыталась внушить сыну, что отдыхать надо в Европе. И познавательно, и безопасно. Отец был полностью с ней согласен.
От мамы Морис унаследовал живость восприятия окружающего мира, способность к языкам, любовь к искусству, умение ладить с людьми, глубину и яркость эмоциональных переживаний. От отца – огромную работоспособность, хладнокровие и проницательный ум.
В глубине души Миндаугас гордился своей родословной, тянувшейся из глубины веков от древнего рода свободолюбивых и гордых литовских князей.
Под холодной внешностью Миндаугаса скрывалась
