и это хуже. Я один из тех несчастных, которые ждали денег, и потому не выбрали никакой профессии, не избрали себе даже какого-нибудь занятия… у них поэтому нет ничего, за что можно было бы ухватиться при кораблекрушении, – их течение неминуемо выгоняет в открытое море. Я ведь вас ночью предупреждал, что не следует направлять корабль в мою сторону; я – разбитый корабль, который носится по волнам.
У Чилькота вспыхнули глаза.
– Вам, кажется, плохо пришлось от людей? – спросил он. – Проигрались вы в сношениях с другими?
– Другие играли. Я только пострадал от результатов чужой игры.
– И очень?
– Вместо восьмидесяти тысяч фунтов, у меня осталось около восьмисот.
– И как же вы с этим примирились? – невольно спросил Чилькот.
– Мне было тогда двадцать-пять лет, я был полон надежд и очень самонадеян. Но в жизни нет места ни для того, ни для другого.
– А ваша семья?
– Моего последнего родственника я потерял одновременно с моим состоянием.
– А ваши друзья?
Лодер отложил трубку.
– Я ведь уже говорил – мне было тогда двадцать-пять лет. Ведь это все объясняет. Я никогда не думал о том, что будет, – не верил, что перемена денежных обстоятельств может изменить мою жизнь. Словом, мне было двадцать-пять лет. – Он улыбнулся. – Когда выяснилось мое положение, я продал все, оставив себе только стол и несколько книг. Я надел простое платье и отпустил бороду. Потом я положил весь мой капитал в карман и повернул спину Англии, ни с кем не прощаясь.
– На сколько времени?
– Лет на шесть. В это время я объездил половину Европы и добрую часть Азии.
– А потом?
– А потом я опять сбрил бороду, вернулся в Лондон и взял имущество, которое скопил себе.
Любопытство Чилькота не то обижало, не то сердило его. Но Чилькот сидел неподвижно и смотрел на него в упор. Резкая определенность личности Лодера и незначительность достигнутых им результатов приводили его в изумление. Лодер это заметил.
– Вы, очевидно, спрашиваете себя, зачем я собственно явился на свет? – быстро спросил он. – Иногда я сам спрашиваю себя об этом.
При этих словах что-то изменилось в лице Чилькота. Он приподнялся наполовину, потом снова опустился в кресло.
– У вас нет друзей? – спросил он. – Ваша жизнь не имеет для вас никакой ценности?
Лодер поднял голову.
– Я знал, что произведу на вас такое впечатление.
– Так вы совершенно свободный человек?
– Человек, который работает для насущного хлеба, не свободен. Еслибы дело обстояло иначе, я бы, может быть, шел вашими путями – участвовал бы в законодательной и правительственной жизни. Было время, когда мои надежды направлены были в эту сторону. Но мои надежды, также как и многое чисто материальное, относятся уже к прошлому.
Он остановился и посмотрел на своего гостя.
Перемена
