Теперь понятно, в честь кого меня назвали! Это всё бабушка выдумывает! Я взяла с тумбочки книжку, которую принёс Нифигенич и снова полистала. В середине книжки было несколько фотографий, там я нашла портрет женщины с моей фамилией и стала рассматривать её лицо: у неё было очень строгое лицо. Глаза почти чёрные, как у меня, но мои гораздо меньше, и узкие, а у неё, скорее, круглые (у неё ведь не было бурятов в роду – это только наш прадедушка женился на бурятке!). Достав из тумбочки зеркало, я стала сравнивать своё лицо с портретом своей пра-пра-пра-пра-пра… бабушки. Волосы тёмные, слегка вьются – практически не отличаются от моих, и брови тёмные, густые… Да и нос у меня такой же – прямой, узенький… Губы у меня чуть пухлей, хотя верхняя так же чётко прорисована – остренькой буковкой «м»… Если мне такую же причёску сделать, то мы с этой княгиней похожи и очень даже!.. Я ношу чёлку – у меня стрижка каре, а если волосы зачесать наверх… Отложив книжку, правой рукой, которая была в гипсе, я приподняла себе волосы ото лба, держа зеркало левой… Нет, с чёлкой мне всё-таки больше идёт! Я положила зеркало в тумбочку. «Лилечке на долгую память», – вспомнилось почему-то. «Может, и Круглый мне когда-нибудь так напишет…» – подумала я и тут поняла, что фамилию артистки, которая была мамой нашего прапрадедушки, я у бабушки спросить забыла. Ладно, другой раз спрошу!
Глава 11. Филиппок
Медсестра принесла полдник: три печеньки и сок. Левой рукой я положила в карман халата оставшуюся рафаэллку – «гостинец» для Филиппка, потом проткнула пачку сока трубочкой, взяла печеньки и сок и пошла в палату, где лежал Филиппок. Палаты всегда открыты, но изолятор нам покидать запрещено, даже если не сильно болеешь. Я могла бы сама в столовую ходить – у меня ведь только одна рука в гипсе, а всё остальное здоровое, но… Неприятностей лишних никому не хочется, особенно под носом у Фик-Фаса – тут же свои «фитаминки» назначит.
Филиппок лежал в постели, укрытый одеялом до самого подбородка, видны были только глаза и нос. Глаза у него были серые, прикрытые густыми тёмными ресницами. Под кроватью Филиппка стояли голубые тапки-шанхайки. В изоляторе всем такие выдают – у меня на ногах были такие же, но розовые. На прикроватной тумбочке Филиппка стоял нетронутый обед и сок с печеньками.
– Почему не ешь? – спросила я.
– Не хочу, – ответил Филиппок.
– Тебе таблетки давали?
– Давали.
– А такая, голубенькая с буковкой была?
– Я не смотрел. Проглотил их и всё.
– Сколько штук?
– Не считал… Четыре или пять…
– А уколы делали?
– Нет.
– А что у тебя болит, Филиппок?
– Кажется, сердце. Хотя я не чувствую, но так врач сказал, когда послушал меня своей трубочкой.
– Фик-Фас?
– Да.
– Ты хоть сок выпей, Филиппок! Вишнёвый.
– Выпей
