что-то пробормотала в ответ и откинула волосы с глаз. Отблеск свечей играл на ее пышных локонах, придавая им красно-каштановый цвет. За пологом ворочался Брюнин.
– Ну, что случилось? Это так важно, что нельзя подождать? – спросила она у своего четвертого сына, благодарно принимая от Перонеллы кубок разбавленного водой вина.
Иво нетерпеливо прыгал с ноги на ногу. Не зря отец прозвал его блохой.
– Фульк приехал, – объявил он, и по его веснушчатому лицу расползлась широкая улыбка.
Хависа чуть не подавилась вином.
– Что?
– Я пошел на конюшню, причесать Комету, а Фульк как раз во двор въезжает. Он с собой друга привез: зовут Жан, и у него есть лютня. Они сейчас оба в зале, сели завтракать.
Хависа смотрела на сына, а в голове ее, тяжелой после вчерашнего, галопом проносились мысли. Она знала, что двор проводит Рождество в Виндзоре, который находится менее чем в двух днях пути от их дома, но не слишком надеялась, что Фульку удастся навестить родных. Король Генрих был известен тем, что не оставался на одном месте дольше нескольких ночей, а обязанностей у оруженосца было немало. Она даже послала Фульку новый плащ и коробочку засахаренных фруктов, понимая, что вряд ли увидит старшего сына раньше Сретения.
– Что, интересно, Фульк здесь делает? – удивилась она вслух.
– Так спроси его самого! – Муж появился из-за полога и, почесывая бороду, побрел к отхожему месту.
– Фульк сказал, что у него есть новости. – Иво сделал стойку на руках и рухнул на устланный тростником пол.
– Это понятно, – кивнул Брюнин, глядя вниз на струйку мочи. – Вопрос только, что за новости.
– Я потому за вами и пришел! – Иво снова встал на руки. – Он не хочет говорить, пока вы не придете.
– Осторожно, жаровня! – воскликнула Хависа, когда ноги мальчика приземлились в опасной близости от кованого металла.
Она допила разбавленное вино и открыла платяной шкаф.
– Наш старший сын весь в тебя, – сказала она Брюнину. – Нет бы заранее письмо написать, все толком объяснить. А у него сплошные сюрпризы: выпускает их, словно кроликов из садка.
Она выбрала платье из зеленой, словно еловая хвоя, шерсти с темно-желтой тесьмой. Брюнин обернулся и, лукаво сверкнув глазами, поинтересовался:
– А твое своеволие, стало быть, в этот плавильный котел не попало?
Хависа фыркнула и подняла руку, чтобы Перонелла затянула ей шнуровку на платье.
– Разве Церковь не учит нас, что семя закладывает мужчина, а женщина – всего лишь сосуд?
– Ну, положим, вино впитывает вкус дуба, в котором оно вызревает, – парировал Брюнин.
Хависа состроила ему рожу, и Иво хихикнул. Мать отослала мальчика сообщить, что они сейчас придут, а сама уложила волосы в сеточку и надела поверх покрывало с ободком.
Брюнин тем временем тоже облачился в одежды. Застегнув пояс, он открыл дверь и пропустил
