вернуться в свой обыкновенныйДом
Быть неузнанным, узнанным, пленным
Быть
Когда мысль со страданием отлепляется от мозга
И летит с открытою вовне раною отделения
Присоединяя к себе по дороге разные мелочи от других
Как если бы волк – муравьиную юшку и грибную прелесть
Так вот тогда-то отдельно от всего и думается:
Мне многое о многом нечего сказать
Как дикий повеса
Ты едешь в двуколке
Вдруг слышишь из леса:
Едят тебя волки!
С пролетки ты, знамо
Слетаешь как птица
А он так же само
Выходит девицей
Из леса
Братаетесь шумно
И едетесь вместе
Навстречу безумной
Победе-невесте
Взаимной
Вот человек усталый входит
На кухню и стены касается
Рукой
Как женщина в одном из предыдущих стихотворений
И она вдруг перетекает
рука
В соседнюю квартеру где ее
Уже все ждут, за стол сажают
И остается она жить
Там и тот вроде бы не чувствует убытка
Ну, и хорошо
Кошачее
Ну, все может являться кошкой или кошачьим. Ну, может и волком (и было – являлось). Т. е. все может явиться всем, то есть и является всем, всякий раз стянутое на то или другое (являясь как особенное по силам нашего видения), т. е. когда оно натягивается на проступающую кошачью морду, все остальное как бы смазывается для предметноразличающего взгляда. Но это только в одном конкретном топосе, а одновременно в другом, если отбежать мгновенно в другую сторону (при этом не отступаясь от предыдущей), то все увидится как иное.
Где кошка видит: больно кошке! —
Ее тогда же и спасет
И вишен принесет лукошко
И до постели донесет
А чтобы и совсем спасти —
Убьет
Да и сделает, уж ее прости
Господь
Своей промежностью
Кошка в полночь родила
И какой-то зверь жестокий
Тут же прискакал с Востока
Закусивши
