факел горит догораяКак чистый и сильный поток
Откуда накинув прозрачный платок
На плечи
Выходит, но вовсе, но вовсе другая
Но кошка
Тоже
Посмотри-ка, Дашенька
Вот у нашей кошеньки
Мягкие подушеньки
На лапках
Как подушеньки поджав
Да прыгнет на матрасик
Ой-ой-ой, ведь там лежал
Только что
Ваш маленький Тарасик
Где Тарасик?
Где тихо плачет кошечка
В надмирной высоте
Там деточка-Антошечка
В недетской красоте
Проходит
Глядит глазами дикими
И сеет семя Ца —
Вот так мы горе мыкаем
До самого конца
Неопределенности
Вот кошечка идет по насту
И осторожно лапки сушит
У ней лохматенькие ушки
И наша маленькая Настя
На тонкий лед ступает ноженькой
Ах, Настя, Настя, быть те кошенькой
Если не провалишься
На известных дорожкахследы всем известных существ
Конечно, понятно, на что обратным способом намекает название. Однако же известность встречаемого на известных путях нисколько не снимает элемент чудовищности. Просто наше время сдвинуло границы распознаваемости, элиминировав зону сказки, присоединив ее к элементам явственного опыта, оставив в зоне неведомого уж и истинно неведомое. Конечно, встает вопрос: как себя вести при встрече с бывшим «неведомым» и как относиться к исторически-прошлым фактам опознания этой зоны как «неведомого». Но, вообще-то, с другой стороны, смесь «ведомого-неведомого» вряд ли может быть даже метафорически описана в терминах пространства, но лишь в терминах волновой интерференции. Что это значит? – поинтересуйтесь у специалистов. Но, в общем-то, все не так сложно, как может представляться само по себе, без культурного опосредования.
Юдифь крадется с головою
С двумя, вернее, головами
Они безумно меж собою
Обмениваются словами:
Теперь освободи мне место! —
Да, да, я лишь твоя невеста
Всего
Иду!
Ты – мальчик немецкий, ты многое помнишь
Скажи,
