о линии Москвы на восстановление положения, существовавшего до 1948 году. Хотя поначалу рассматривавшаяся в качестве программы-максимум идея присоединения Югославии к только что образованной Организации Варшавского Договора была вскоре отложена как несвоевременная, после майско-июньской встречи активизируются всесторонние (экономические, торговые, культурные) связи с Югославией. По итогам поездки в Белград в советском руководстве возобладала точка зрения о социалистическом характере общественных отношений в Югославии, при том, что формировавшаяся с начала 1950-х годов в условиях изоляции от советского лагеря концепция «самоуправленческого» социализма вызывала в Москве критику из-за имевшихся отступлений от «образцовой» советской модели. В докладе Н. С. Хрущева на июльском пленуме ЦК КПСС 1955 года было принципиально заявлено: «по экономической структуре и по классовой природе государственной власти Югославию нельзя отнести к государству буржуазного типа»[257].
Оживление советско-югославского диалога стало решающей предпосылкой нормализации отношений Югославии с европейскими странами «народной демократии», союзниками СССР. Процесс этот был непростым и в каждом конкретном случае имел свою специфику. Как отмечалось в документах МИД СССР, особенно трудно в силу разных причин происходило налаживание взаимопонимания Югославии с Болгарией, Албанией и едва ли не в первую очередь с Венгрией. В частности, в справке V Европейского отдела МИД СССР «О состоянии венгеро-югославских отношений» (8 февраля 1956 года) отмечалось, что «урегулирование отношений между Венгрией и Югославией происходит гораздо медленнее и с большими трудностями, чем урегулирование отношений между Югославией и другими странами народной демократии»[258].
В конце 1940-х годов, управляя из Москвы шумной антиюгославской оргией, Сталин и его окружение отвели именно режиму Ракоши в Венгрии роль первой скрипки в оркестре. Инициированное венгерским лидером при участии советников из СССР «дело Райка» способствовало, как известно, переходу конфликта на новый виток, когда Югославия была объявлена в Москве страной, находящейся во власти уже не просто ревизионистов, а «шпионов и убийц». После этого не кажется удивительным, что Тито и его окружение, пойдя на сближение с Советским Союзом, вместе с тем продолжали подчеркнуто дистанцироваться от венгерского руководства. Правда, некоторые дружеские жесты, не ускользнувшие от внимания советской дипломатии, были сделаны в начале 1955 года в адрес премьер-министра Имре Надя, в котором лидеры нейтральной ФНРЮ не без оснований увидели политика, готового поставить во главу угла национальные приоритеты и в силу этого своего потенциального союзника в противодействии советскому диктату. Эти жесты, однако, остались безответными: находившийся под сильным прессингом контрреформаторского крыла в собственной партии, поддержанного Москвой, и озабоченный внутренними, прежде всего экономическими, проблемами
РГАНИ. Ф. 5. On. 30. Д. 88. Л. 140. Записи советско-югославских встреч в мае – июне 1955 года и материалы июльского пленума ЦК КПСС см.: Встречи и переговоры на высшем уровне руководителей СССР и Югославии в 1946–1980 гг. Том 1.1946–1964/ гл. ред.: М. Милошевич, В. П.Тарасов, Н. Г.Томилина. М., 2014.
АВПР. Ф. 077. Оп. 37. Папка 191. Д. 39. Л. 8. См. также подготовленную в ноябре 1955 года справку МИД СССР об отношениях стран народной демократии с Югославией: РГАНИ. Ф. 5. Оп. 28. Д.404. Л. 12–35; См., кроме того, политический отчет посольства СССР в ФНРЮ за 1956 год: Там же. Д.405. Л. 92-115.
