и Нина пришла. Я – с ней и с девчонками. Я рада тому настроению, которое властвует в маленьком вестибюле вокзала. Мы стоим с Ниной, и вдруг он подходит к нам и говорит с ней о чём-то на тему художки. Они оба ходят в художественную школу. Я чувствую себя лишней в их разговоре, не знаю, куда смотреть. Наконец, он уходит. Но через некоторое время возвращается и спрашивает: «Девочки, у вас нет двух копеек на телефон? Нина, ты не знаешь, где тут телефон?» Я стою к нему спиной. Нина отвечает: «Нет». Он отходит, а я говорю Нине: «Кто же в Москву едет с двумя копейками?» Ей, видно, понравилась эта фраза, и она обращается с ней к Павлу. Но он не слышит.
Мы выходим на улицу. Гуляем по перрону. Вот откуда эти мыслеобразы… всплывыющие иногда в стихах – перроны, вокзалы, поезда, позже – аэропорты, трамваи…
Навстречу идут мама и он. Идём за вещами, переходим мост. Всё остальное время я стою с родителями и К. Девятый класс – все вместе. Меня это несколько раздражает. Не вижу Пашу. И вот мы садимся в поезд. Жарко, душно. Начинается суматоха – кто где. Семиклассницы в купе вшестером. (Сейчас эти семиклассницы – дамы предпенсионного возраста). Девятый класс занял последнее купе – то, что ближе к туалету. Я оказалась вместе с мамой и К. Хотелось, чтобы боковые места заняли Паша и ещё кто-нибудь из мальчишек. Но на боковых мальчишки оставили свои вещи. Сначала все они ходили и менялись с кем-то местами. Мама сказала проходившему мимо Паше: «Павлик, останавливайся здесь». Но он ответил, что меняется с кем-то. Мы с мамой посмотрели друг на друга понимающе. Климов оставил у нас в купе свои брюки. Слева расположились Нина, Ольга Ткачёва, Ященко, Касаркин, Лисовский. Не разузнав ещё эту компанию, я отправилась туда. Мы с Ниной целый час усердно клеили кубик для игры, которую она взяла с собой, но потом оставили это занятие. Я пробовала вести себя развязно, беспричинно смеялась и, хотя чувствовала, что веду себя неправильно, не могла остановиться. Потом я сникла и, пристроившись в этом чужом купе у окна, тихо сидела, задумавшись и с горечью слушая оживлённый разговор девятиклассников в соседнем купе. Мне очень хотелось уйти оттуда, но я не могла подняться. Посидев там час, я всё-таки ушла в своё купе. Никто не взял магнитофон, да и к лучшему. Всё равно его слушало бы одно купе – последнее.
Спать расположились таким образом: все восемь «девятых» были в одном купе, некоторые – на третьих полках. Я с ревностью слушала смех и говор, шедший оттуда. Потом они переместились в соседнее купе и завели разговор о государственной и личной собственности, подсмеиваясь друг над другом. Я долго не могла уснуть и, просыпаясь ночью, всё время слышала его голос.
Двадцатое марта.
Утром, как назло, закрыли туалет и пришлось идти умываться с той стороны, где было их купе. Я, с трудом переборов себя, пошла умываться. Все они сидели в одном купе, в проходе. Тут был и Кулижский, тут были все. Я старалась не смотреть на них.
К туалету в тамбур вышла Нина. Она сказала,
