тихих и смирных, что я даже не узнала, как их зовут. В конце обеда они встали и исчезли в доме, словно повинуясь неслышимому для взрослых звону колокольчика. «Наверное, телевизор пошли смотреть», – подумала я и втайне позавидовала им: наша взрослая беседа казалась утомительной, а порой и мрачной. Рик и Оливье в основном обсуждали дела на фирме, говорили они по-английски. Мы с Шанталь неловко пытались поддержать разговор на смеси английского и французского. Я попробовала было ограничиться одним французским, но стоило Шанталь почувствовать, что мне трудно подобрать нужное слово, как она переходила на английский. Настаивать было бы невежливо, так что и мне приходилось возвращаться к английскому, пока предмет не будет исчерпан; затем, после паузы, я вновь заговаривала о чем-то другом по-французски. В общем, получилось нечто вроде светской дуэли; по-моему, ей доставляло скрытое удовольствие демонстрировать, насколько ее английский лучше моего французского. Судя по всему, к пустой болтовне Шанталь вкуса не испытывала, за какие-то десять минут она высказалась по поводу событий в самых горячих точках планеты – Боснии, Израиле, Северной Ирландии, – а когда выяснилось, что на достойном уровне поддержать этот разговор я не могу, презрительно фыркнула.
И Оливье, и Шанталь ловили буквально каждое слово Рика, меня же едва слушали, хотя в отличие от него я старалась говорить с хозяевами на их родном языке. Вообще-то терпеть не могу сравнивать себя с Риком – в Штатах мне это и в голову бы не пришло.
Уехали мы под вечер, обменявшись с хозяевами поцелуями и пообещав на прощание пригласить их к себе в Л иль.
«Вот веселья-то будет», – подумала я.
Когда дом скрылся из виду, я стащила с себя насквозь промокший от пота жакет. В Штатах было бы не важно, видят друзья пятна у меня на руках или нет. Правда, будь мы в Штатах, никакого псориаза у меня бы не было.
– Славная пара, правда? – начал Рик наш обычный обмен мнениями.
– Они не прикоснулись ни к вину, ни к цветам.
– Да, но ведь у них целый винный погреб. Классный дом.
– Знаешь, я как-то не задумывалась об их материальном преуспевании.
Рик искоса посмотрел на меня:
– Похоже, тебе там не понравилось, малыш. Что-нибудь не так? Что именно?
– Не знаю даже. Просто мне кажется… просто мне кажется, что я здесь чужая, вот и все. У меня не получается говорить с людьми, как в Штатах. За все время, что мы во Франции, единственным человеком, с кем мне удается поддерживать более или менее связный разговор, стал, если не считать мадам Сентье, Жан Поль, а впрочем, и это нельзя назвать нормальной беседой. Скорее уж пикировка, скорее…
– Кто такой Жан Поль?
– Библиотекарь в Лиле, – как можно небрежнее бросила я. – Он помогает мне разобраться с генеалогией. Сейчас он уехал, – добавила я ни к селу ни к городу.
– И что же вы там вдвоем накопали?
– Да не много. Кое-что сообщил мой швейцарский кузен. Знаешь, раньше мне
