ей играть «Трубадура».
– Это так красиво, – сказала ониа.
Но Дядюшка Аист знал только классическую музыку – наивные и нежные арии Люлли, менуэты и незатейливые пьески старых времен.
Однажды старик застал девочку очень печальною и бледною. Она жаловалась на какое-то неопределенное недомогание. Учитель предложил уйти, чтобы не утомлять ее уроком.
– Нет, нет, не уходите. Сыграйте мне лучше что-нибудь хорошенькое.
Он сбросил плащ, сел за рояль и сыграл простую, но очень грустную мелодию.
– Какая прелесть! – сказала Амелия, когда он кончил играть. – Что это такое?
Старик объяснил, что это начало Элегии, написанной одним монахом, его приятелем.
– Это был несчастный страдалец, – добавил он.
Амелия попросила, рассказать ей про этого человека, закуталась поплотнее в платок и стала слушать.
Несчастный влюбился в молодости в монахиню; она умерла в монастыре от злополучной любви, а он постригся в монахи от горя…
– Он был красив?
– О, да, поразительно красив. И очень богат. Однажды он пришел ко мне в собор. Я сидел за органом. Послушайте, что я сочинил, – сказал он мне, сел и заиграл. Ах, деточка, какая чудная это была вещь! К сожалению, я не помню продолжения.
Амелия думала целый день об этой истории. Ночью у неё сделиался сильный жар и бред. Она видела во сне несчастного монаха в полумраке Эворского собора; его глубокие глаза сверкали на изможденном лице. Неподалеку лежала на каменном полу в монастыре бледная монахиня, надрываясь от рыданий. По длинной галлерее шли в церковь францисканские монахи… В туманной атмосфере раздавался похоронный звон колокола.
Жар спал у Амелии на следующее-же утро, и доктор Гувеа успокоил сеньору Жоаннеру простыми словами:
– Не путайтесь, сударыня, девочке просто уже пятнадцатьлет. Скоро у неё может появиться головокружение и тошнота… А потом все войдет в норму, и она будет взрослою.
Сеньора Жоаннера поняла доктора.
– У неё, по-видимому, страстная натура, – добавил опытный старик, улыбаясь и понюхивая табак.
Вскоре после итого настоятель Карвальоза скончался внезапно от удара. Это было большим несчастьем для сеньоры Жоаннеры. Она заперлась в комнате, не выходила из неё два дня, рыдая и причитая. Приятельницы пришли утешить ее в горе, и дона Жозефа Диас сумела лучше всех выразить их общую мысль:
– Перестань, голубушка, нечего убиваться. Ты всегда найдешь себе покровителя.
Это было в начале сентября. Дона Мария ехала на морские купанья в Виеру, где у неё была собственная дача, и пригласила к себе сеньору Жоаннеру с Амелией, чтобы развлечь их немного.
– Большое тебе спасибо, голубушка, – ответила бедная женщина. – Мне так тяжело здесь. Вот тут он ставил всегда зонтик, приходя… тут садился, когда я шила.
– Ну, ну, забудь это. Будешь купаться в море, гулять, кушать, и все пройдет понемногу. Ведь он уже не молод был. Слава
