их истории, интеллигентности, таинственной ауры и легендарных жильцов, «Триумф» совершенно не вписывался в устоявшийся ландшафт района. Он был словно выскочка-карьерист, пройдоха со связями среди бравых боевых генералов.
В соседях у Антона были люди известные. Справа жил народный артист, худрук знаменитого театра, слева поп-дива, непонятно за какие таланты пробившаяся в «звезды», сверху главред деловой газеты, снизу – бандитского вида дядька. А посреди мой Антон, успешный бизнесмен, а в прошлом – ученый в известном НИИ, покинувший науку в самом начале ее тотального развала в 1990-х.
Людской мешаниной был наполнен весь «Триумф-палас». Да и архитектура его была винегретом: решетки а-ля Гауди, архитектура а-ля сталинский ампир, услуги по баснословным ценам пятизвездочного отеля. Все способствовало удовлетворению амбиций, тешило снобизм преуспевших столичных жителей, поселившихся здесь.
Альма выбежала навстречу, виляя хвостом перед хозяином и подобострастно заглядывая ему в глаза. Но даже от радости встречи ее глаза не потеплели – суровая псина. Я наклонилась к собаке, она дала себя погладить по спинке и даже снисходительно лизнула руку. Это было высшим проявлением ее расположения.
Мы прошли в гостиную. Занятая Альмой, я не заметила, что Антон стал разжигать камин. Когда пламя взметнулось в каминной утробе, я ахнула. Со времени гибели Поли я не видела огня, и не догадывалась, какое впечатление произведут на меня обычные сполохи. Видя, как я побледнела, Антон обеспокоенно спросил:
– Что с тобой, Ника?
– Пойдем на кухню, я не могу смотреть на огонь.
– Ох, прости меня, идиота, не сообразил, – Антон сокрушенно покачал головой. – Прости.
Мы устроились в кухне за мраморной стойкой. Я уже пришла в себя. Антон сварил кофе. Улегшаяся рядом со мной, Альма теплым боком согревала ноги.
Антон разлил коньяк в пузатые бокалы. Мы выпили, и Антон, приобняв, повел меня к дивану. Мы поцеловались, но я ничего не почувствовала. Раньше ему достаточно было прикоснуться ко мне, и я вся вспыхивала. Теперь я не находила в своем теле ни чуточки ответного желания. Но ожидала, что его ласки заставят меня вспомнить, как у нас было раньше. Я обязательно вспомню. Мне это необходимо. Он стал ласкать мою грудь, потом расстегнул молнию платья, и оно упало к моим ногам.
– Я так хочу тебя, моя Ника, – прошептал он.
Я не чувствовала ничего. Ничегошеньки. Стояла отрешенной фригидной ледышкой. От этого мне было не по себе. И понимала: если сейчас уступлю, потом буду неприятна сама себе.
– Прости, я не могу, – прошептала я, подобрала с пола платье, торопливо надела его и повернулась к нему спиной. – Будь добр, застегни молнию.
– Почему, Ника? – Антон развернул меня и посмотрел в глаза. Он, кажется, и вправду не понимал, почему я отказываюсь хоть на время забыться в его объятиях. Похоже, он искренне считал, что секс способен на все, даже избавить от тяжелейших мыслей. А я вдруг отчетливо поняла, почему не могу: я не хотела, не смела позволить
