слов, замолкал.
Когда Ефим кончил петь, Разин привлек певца сильной рукой к себе и, расцеловав в губы, сказал:
– Спасибо тебе, казак, за песню! Люб ты мне! Еремка! Давай нам с Ефимом вина!
Еремка мигом поставил чарки перед певцом и атаманом.
– Батько! Пьем за победу! – воскликнул Иван Черноярец. Степан раскурил трубку и, пуская клубы сизого дыма, весело крикнул:
– Гей, музыканты, плясовую!
Заиграла музыка, застучали резвый бубен и накры.
На палубу чертом выскочил Еремка и повел плясовую. Замелькали в танце руки и ноги, вихрем носился молодой казак, выделывая замысловатые коленца.
На круг вышло еще несколько удалых есаулов, закружившись в быстрой, огневой пляске. Палуба трещала и стонала под ударами резвых ног.
У Степана в глазах заиграли веселые огоньки. Он закричал, подбадривая музыкантов:
– А ну, поддай! Чаще! Чаще!
Музыканты заиграли еще быстрее. Разин легко вскочил, пронесся вприсядку по палубе. Он неистово вертелся волчком, выделывая невообразимые кренделя, вкладывая в пляску всего себя, свою душу.
Вся горечь, вся внутренняя борьба его страстей, все наболевшее выплеснулось в этом бешеном танце.
Но вдруг атаман сел на место, залпом выпил приготовленную ему чарку вина. Глаза его потухли, лицо окаменело, брови лишились грозной хмури: казалось, он задремал.
– Братцы, – крикнул Еремка, – батько спать будет!
Есаулы, стараясь не шуметь, ушли, Еремка заботливо набросил на плечи атамана бобровую шубу.
Разинское войско подплыло к Царицыну в ночь на 25 мая.
Атаман приказал как можно тише и незаметнее подгрести к самому городу.
Царицынские крепостные стены черной громадой возникли перед казаками, пугая своей неприступностью. В это время город должен был спать, но по всему было видно, что разинцев здесь ждут: на валу и на крепостных стенах маячили стрельцы, у пушек горели наготове зажженные фитили.
Раздался резкий свист атамана – условный знак к приступу города, и казаки ринулись на вал.
Сам атаман с саблей в руке бежал первым. В темноте было плохо видно, и казаки, спотыкаясь о камни и коряги, злобно ругались. Наступающие лавиной неслись к крепостному валу, откуда уже ударили пушки. Запахло порохом, едкий дым застилал глаза. В первых рядах казаков появились убитые и тяжело раненые. Разинцы остановились, некоторые попятились, кое-кто в страхе упал наземь, боясь пушек.
По приказу атамана есаулы быстро перестроились, подтянули фальконеты и обстреляли вал и крепостные стены.
Царицынские стрельцы в ответ беспрерывно палили из пушек и пищалей, нанося ощутимый урон разинскому войску.
Степан собрал есаулов на совет, чтобы решить, что делать дальше.
– Что, братцы, понюхали царицынского пороха? Ишь, какими калачами воевода Унковский нас встречает! – с усмешкой обратился атаман к есаулам.
– Уж куда лучше! – ответил Фрол Минаев. – У меня уже десять матерых казаков убили; еще раз-два
