И сами тоже выпейте чаю…
– Максимов! Ну-ка, разогрей маленький самовар! А я выйду послушаю, как, что там…
Я вернулась в столовую. Там по-прежнему горела лампа, но окна были завешены солдатскими одеялами, чтобы не пропускать света наружу. Скоро принесли кипящий самовар.
– Налейте себе чаю, Максимов, согрейтесь.
Он налил два стакана и понес их в сени.
– Пейте здесь!
– Нет, мы караулим в сенях, – он вышел и закрыл за собой дверь.
Наступила тишина. Вот теперь, должно быть, как раз время для обхода наших позиций: два часа ночи, наши устали и заснули; а ОНИ крадутся, ползут, чтобы перерезать всякому «неверному» горло… Я оглядываюсь, смотрю на завешенное окно: вот сейчас зашевелится сукно, и появится в нем страшная турецкая рожа!.. Вот он шагнул. Ближе и ближе… Кинжал держит прямо острием ко мне! Не могу пошевелиться, не могу крикнуть, чтобы позвать Гайдамакина на помощь… Слышу, что-то тяжелое упало в сенях! А! Кончили их! Теперь за меня примутся! Сейчас зверски убьют, все разграбят… Бедный мой Ваня вернется и увидит только изуродованные трупы, а имущество растащено.
– Ох! – вскрикнула я в ужасе… И проснулась…
– Вы заснули, ох, а я вас разбудил. Мы еще нальем по стакану чая, – говорит Максимов.
Слава богу, что это был сон, и Максимов, а не турки!
Вошел Гайдамакин, без ружья.
– Что это упало в сенях?
– Да мое ружье; я задремал, а винтовка и выпала из рук.
– Пейте чай, он еще горячий. А я пойду лягу, – я легла не раздеваясь, накрылась своей шубой. То ли теплый мех моей шубки согрел меня, то ли волнение переутомило меня – я заснула. А когда я открыла глаза, был яркий день. Окна совершенно были белые от мороза. В доме была полная тишина.
Почему никого нет? Может быть, все уже бежали из города, а с ними и наши денщики? Только по-прежнему стучало: тук-тук-тук-тук, но чаще и как-то слышнее… Я вышла в столовую. Никого! Самовар и посуда так же стояли на столе, как я оставила ночью, уходя спать. Где же Гайдамакин?! Может быть, их погнали на позицию; а может быть, турки их убили здесь в сенях?
Я тихонько открыла дверь в сени. Никого! Ящик свободный, никто на нем не сидит! В сенях темно. Я открыла дверь на двор, заглянула – и там ни души!.. Вернулась в сени, открыла дверь в кухню: вот где лежат трупы!!..
На полу, закрытые с головой шинелями, лежали оба солдата! Только ноги в сапогах торчали из-под шинелей…
– Гайдамакин! Хорош телохранитель!! Кажется, в городе никого уже нет наших, одни турки!
Под шинелями зашевелились; сначала пропала одна нога, но сейчас же появились обе сразу и налицо все четыре ноги обоих солдат…
– Гайдамакин, я иду сейчас в штаб, – выйдя из калитки, я посмотрела на гору за вокзалом, откуда стреляют турки. Сначала ничего не видела… Снет и снег, все бело. Но скоро увидела, как маленькие человечки суетились, как муравьи; что-то тащили к самому краю горы. Сидят еще! Не ушли в обход? Пойду в штаб.
Я поднялась по нашей улице до первого
