И твой разум становиться настолько ясным. Сногсшибательное чувство! Жёлтенький «Торендо». «Карбамазепин». Маленькие белые таблеточки. Стоят тридцать пять рублей в аптеке. А нам врали, что их заказывают за рубежом. Совершенно безвкусны. От них ужасно хочется спать. Потому что это транквилизаторы. Нейролептики. Их дают всем сумасшедшим, чтобы превратить их в овощ. Но ты сам идёшь на это, подписывая документы на госпитализацию.
Правая сторона восьмого отделения, что на четвёртом этаже: палата с неудобными койками, кухня и столовая. Левая: палаты для выздоравливающих, комната отдыха, балкон и кабинет для приема у врачей. Находясь в палате правой половины испытываешь полный «восторг» от жизни. Кругом неадекватные шизофреники и бабки, что ходят под себя. В целом, безобидные овощи. Что-то несвязно мычат и несут бредятину. А под моим матрасом книжки. До сих пор не понимаю, почему они лежали именно там. Ничего существенного – просто дамские романчики. И ведь кто-то их туда положил-таки!
Что же, после того, как меня притащили туда в состоянии, близкому к размякшему овощу, появилось время на то, чтобы многое обсудить с самой собой. Во многом на это повлияло распределение времени в самой больнице. Тогда я уже оказалась в палате для выздоравливающих. Мы поднимались в шесть утра и полчаса под крики санитарок убирали постель и умывались. Не больше двадцати минут, чтобы привести себя в порядок. Всё чётко по минутам под пристальным наблюдением неприятной женщины. Потом нас сгоняли в столовую, где мы завтракали и торчали в этом помещении до часу дня. У еды не было ни вкуса, ни цвета, ни запаха. Мы ничего не понимали. Да и само чувство голода переставало быть настолько уж жизненно важным. Если нам нечего было читать, не о чём разговаривать или писать, то мы просто ходили туда-сюда по комнате, разгоняя время. За первые несколько дней мы успели рассказать друг другу всё, что знали о себе. Телевизор всегда был занят овощеподобными бабушками, которые без разбору смотрели передачи на первом канале. Молодежь, вроде меня, просто маялась со скуки.
После обеда сон и мы, в самом деле, спали. Потому что в тот момент отравленный медикаментами организм не желает больше ничего другого, кроме этого сладкого послеполуденного отдыха. И сны все эти точно в сером пространстве, где не существует ни звука, ни света, ни тени. Просто сознание, текущее через бледно-серую воздушную массу. Лишённое любых человеческих чувств сознание. Больше всего это походило на «белый шум», только при этом нет абсолютно никаких звуков и ощущений. Ты не смотришь на «белый шум». Ты в нём находишься. В самом его эпицентре. Состояние близкое к смерти.
Родственники и друзья приезжали в строго определённое время. Постоянные вопросы о самочувствии и гостинцы, которые потом делились на всех. Это позволяло убить треклятое время, когда до шести часов мы снова торчали в столовой.
Дважды в день позволялось курить. Нам выдавали наши же сигареты. Не больше двух штук
