в комнату отдыха и задают кучу вопросов. Преимущественно, это самые обычные: «Как ваше имя?», «Вы знаете, где находитесь?», «Вы знаете, почему находитесь здесь?». Ты всё осознаешь и понимаешь, но тебя затравили таблетками до такой степени, что ничего не можешь с собой поделать. Транквилизаторы парализуют твою волю. А все эти будущие докторишки разглядывают тебя с таким любопытством, будто ты диковинное животное. Наверняка, сидели и мечтали о том, чтобы мы вытворили нечто этакое. Но не тут-то было! Тамошние пациенты – затравленные и безобидные овощи. Скромненькая теплица. Можно нарезать салат.
Спустя пару дней после прибытия, мне начали ставить капельницу. Оказалось, что на одной руке мои вены расположены слишком глубоко и проткнуть их иглой невозможно. Поэтому когда закончилось свободное место на сгибе локтя, то мне начали протыкать тыльную сторону ладони. Вскоре мои руки покрылись прекрасными синяками со всех сторон. Один раз даже произошёл небывалый казус: я дёрнулась и игла выскочила из вены, пройдя под кожу. Всё содержимое вылилось именно туда, а я ходила с волдырём на руке. К среде, что совпадало с серединой моего пребывания в этом «прекрасном» месте, я начала понимать, что уже совершенно спокойно реагирую на болезненные иглы в моих венах. А потом и осознавать, что боль, эта сильная боль, начинает мне нравиться. Именно она делает меня живой и настоящей. Пока не начнут ставить капельницу каждый день – лежишь на кровати, как бревно, ничего не соображая, питаешься с ложечки и изучаешь белый-белый потолок, изъеденный трещинами. Ни о чём не думаешь. Просто это самое ужасное время в твоей жизни.
И вот моя панацея, хоть я и клялась больше никогда не резать себя. Но я снова стою в душе, на моё белое обнажённое тело льются тёплые потоки воды, а мои пальцы сжимают холодное двустороннее лезвие. Острое, острое, это лезвие такое острое. А острое должно причинять дикую боль. Я смываю с себя сейчас всю ту грязь, что есть на моём теле. На этом отвратительном человеческом теле, которое страдает от постоянной алчности. Это тело жаждет так много: ему нужна пища, ему нужна вода и сотни регулярных процедур для продолжения его жизнедеятельности. Это тело нуждается и жаждет любви. К чему эта безнадёжная мука кукле с полым туловищем? Но это тело так ненавистно мной, потому что слишком велики его желания. И эти желания я обязана в себе убить!
Есть ли в мире большее счастье, чем быть самой настоящей куклой? Не чувствовать зла, не испытывать боли, не слышать и ни о чём на свете не знать. Просто сидеть на своей кукольной полке и молча наблюдать за тем, как мир постепенно превращается в руины.
Я бы хотела опуститься на дно этой ванны и сидеть здесь вечно. Погрузившись в воду с головой, смотреть на то, как всё больше расходятся трещины на потолке. Как сам этот потолок кусками обваливается вниз. Умереть и раствориться. Видеть, как эта ванна проваливается вниз вместе со мной. А вокруг только серая хмурая пустыня из обломков. Ни одной живой души вокруг. Ницше
