тогда за него испугался.
А потом были похороны, и я услышал, как наши матери стали обсуждать продажу дома. Они спорили, а мне было невдомёк, почему. Разве так сложно поделить его пополам? Когда я сказал об этом Витальке, он посоветовал мне не вмешиваться во взрослые дела. После поминок я побывал в доме только один раз. Что-то тянуло меня туда. Наверное, захотел с Ним попрощаться.
Улучив момент, когда брат с матерью гостили у нас в бараке, я упросил Виталия тайком сбегать на хутор.
В доме нас встретил какой-то чужой запах, испугавший меня так, что показалось, будто мы пришли не туда. В старом шкафу я нашёл бутылку шампанского, завёрнутую, как новогодняя игрушка, в прозрачную бумагу. Брат развернул обёртку, открыл бутылку и, немного отпив из неё, протянул мне попробовать. В отличие от Витальки, мне хватило и одного глотка. Кислый, с горчинкой, вкус вина ожидаемого облегчения обонянию не принёс. Не зная, что дальше делать с шампанским, мы стали дурачиться и бегать по комнате, разбрызгивая содержимое бутылки во все стороны. Вскоре чужой запах смешался с запахом кислятины, и комнату наполнила вонь, схожая с той, что стояла в уборной в конце двора. Разлив напиток по полу, мы ушли, не сказав никому ни слова. Я простился с домом, оставив в памяти этот новый запах, который никак не вписывался в мою мечту.
С тех пор прошло много лет. Я совсем не знал, какой человек мой взрослый брат: добрый или злой, честный или нет, раздражительный или спокойный, открытый или замкнутый, примерный семьянин или тот ещё ходок. Детские впечатления давно выветрились из головы, не оставив и следа. Я потерял Витальку из виду на долгие годы, в течение которых каждый из нас жил своей жизнью. Знал только, что брат дослужился до больших чинов и долгое время работал в других городах. Встречались мы редко, в основном на похоронах наших родственников. В такие моменты всегда принято говорить только правильные слова ― те, которые от тебя ожидают услышать. И понять, что из себя представляет тот или иной твой родственник, невозможно. На похоронах все ненастоящие.
После того как умерла бабка, мои близкие и дальние родственники, прежде собиравшиеся в доме, сначала перестали общаться между собой совсем. Но постепенно начали встречаться чаще и чаще. И поводом к встречам тоже служили похороны. Сначала умер кто-то из дальней родни по мужской линии. Ввиду малолетнего возраста мне было неведомо чувство утраты. Моя мать знала умершего, поэтому всплакнула (как мне показалось, больше для порядка) и пустилась в разговоры, а точнее, в споры со своей сестрой – матерью Виталия – о том, как «неправильно» продали дом. Те похороны мне запомнились, и с тех пор любые другие стали восприниматься некими заседаниями клуба родственников, круг которых постоянно сужался, и «членство» в котором подтверждалось осознанием того, что поводом для следующей встречи будет кончина кого-то из них. Брата с его постаревшей матерью я увидел лишь через много лет, когда мог и должен был относиться к смерти так, как это предписывается канонами, традициями, ритуалами, впитать которые я обязан в соответствии с утв�
