слух. И услышал главное: «По-моему, это не он. Не похож. Тот на какой-то трубе играет. Просил, чтобы я свистнула ему в дудочку». «Абрикос» отвечал, что разберётся. «Главное, ― говорил он вдове, ― всё правильно оформить». И ещё что-то добавлял про каких-то понятых.
В прокуратуре следователь велел закрыть меня до утра, посадив к двум таким же арестованным, дремавшим на самых лучших местах ― на деревянном возвышении. Пришлось приткнуться внизу возле батареи. Всю ночь меня мучили клопы и одолевали мысли. Я проклинал себя за своё грёбаное благородство. Хорошо, если вдову решили использовать для улучшения отчётности по раскрываемости дел. Но если Глеб воспользовался вдовой против её воли, я очень сильно рисковал.
Утром всё тот же розовощёкий лейтенант вывел меня и тех двоих из камеры. Потом привёл ещё парочку штатских (на улице мимо проходили). «Понятые», ― пояснил следователь. Пока он суетился, вдова стояла в коридоре.
Усадив всех на стульях вдоль стены, следак позвал вдову и повторил то же самое, что сказал Лом на экстренном построении:
– Сейчас будет проведено опознание.
«Ага, опознание! ― прибалдел я. ― После того, как я сам вышел. А ещё явку с повинной обещал». Увы, про явку с повинной речь уже не велась, и всё шло к тому, чтобы пропустить меня через жернова следствия. Только сейчас до меня дошло: лучше бы Глеб пропустил меня через свою «валторну». Я со страхом ожидал, когда вдова покажет на меня.
Она зашла в кабинет и попросила всех встать, пояснив, что опознать сможет только по росту (так как было темно) и по телосложению. Я с облегчением выдохнул: если любителем вдовьих ласк был Глеб, мне можно ни о чём не беспокоиться ― приятель, в отличие от меня, был коротконогим и широким в кости, как крепко сколоченный табурет, у которого подрезали ножки.
– Нет, это не он, ― сказала вдова, и только мы со следователем поняли, кого она имела в виду.
Он вывел женщину в коридор, неплотно прикрыв дверь, и потому из коридора было все слышно:
– Ну, солдат же сам вышел. Просто скажите, что это он, ― уговаривал её следак.
– Не похож. Я ожидала того увидеть.
– Да какая разница, кто. Насилие было?
– Я спала.
– Ну вот, ― воодушевился следователь, ― это называется «с использованием беспомощного состояния потерпевшей».
– Нет, не похож, ― упрямо повторяла вдова.
– Так чего ж вы на плацу не сказали? Как теперь быть-то?
«Ну, Лука, ну, сволочь», ― матерился я про себя, забыв, что сам же и проявил бестолковую храбрость.
– Вот видишь, солдат, правосудие восторжествовало. Допрошу как свидетеля ― и свободен. И скажи женщине спасибо. ― Розовощёкий зашёл в кабинет, и из «абрикоса» тут же превратился в «помидор». Торжеством правосудия он был явно недоволен. Где ему искать настоящего ночного визитёра несчастной вдовы, следователь не знал. А второй раз батальон ему для опознания никто не построит.
Когда
