Оставалось запомнить адрес. Луконин не моргнув глазом сказал, что вдову никак нельзя оставлять одну в таком состоянии.
– Ты что? – обалдел я. – Пусть хотя бы девять дней пройдёт.
– Ага, а потом подождём, когда пройдет сорок…Так что ли?
Лука был возбужден не на шутку, а я не на шутку за него испугался.
– Ладно, чёрт с тобой, давай сходим, но только так – прицелимся просто.
Луконин подозрительно на меня посмотрел – употреблённое мной местоимение во множественном числе его явно насторожило.
– Сходим?
– Именно!
Я выдержал его взгляд, который моментально сдулся.
– Ладно, уговорил. Через неделю наведую…емся. А, кстати, мы же не знаем, когда тот капитан богу душу отдал, – пошёл он на попятную.
– Спросим у Чугунтия.
Через два дня Луконин ушёл в самоволку. После отбоя. И ничего мне не сказал. «Ладно, только приди, гад!» – предвкушал я предстоящий разговор. Куда его понесло, я прекрасно понял. Лука вернулся утром, и к докладу Лома о построении батальона он успел. А ещё успел похвастаться ночным свиданием:
– Она меня отпускать не хотела. Еле ушёл. Сказала, что в гости придёт. Интересно, как она меня узнает? Мы свет-то так и не включали.
А вечером в части появился следователь военной прокуратуры. На экстренном построении Лом орал так, что оконные стёкла дрожали не только в здании наших казарм, но и в близлежащем пятиэтажном доме для начальствующего состава. Комбат – подполковник Тихий – тихо, как и полагается с такой фамилией, стоял себе на трибуне, предоставив разбор чепе начальнику штаба.
Лука стоял за мной, и я слышал, как колотится его сердце.
– В то время, когда наша страна переживает трудное время, а наши доблестные вооружённые силы охраняют покой всего совет… – тут Ломов запнулся, быстро поправился и продолжил, – …всего российского народа, находятся отщепенцы, которые позорят высокое звание совет… – Лом запнулся снова и снова поправился. – …российского воина!
Закончив наконец свою обличительную тираду, он сделал паузу, обвел строй, позыркал, повертев зрачками и, не снижая уровня громкости, произнес:
– Один из военнослужащих нашей части совершил гнусный поступок по отношению к женщине, а именно: совершено надругательство. Т-а-а-а-к… Этот поступок лёг позорным пятном на весь наш, не побоюсь сказать, славный и сплочённый воинский коллектив, задета честь всего нашего батальона…
Ломов был в ударе. Его правда: между «незастёгнутым подворотничком» и «позорным пятном» с «гнусным поступком» прошло каких-то три недели.
«Вот оно как! Значит, Лука обесчестил не только женщину, но и целый батальон. Круто, товарищ ефрейтор!» – проговорил я про себя.
– Приведите женщину, ― распорядился как-то совсем миролюбиво начштаба, ― следователь из прокуратуры проведёт опознание. А пока всем ― смирно!
Из-за
